Слова мои, по-видимому, были неожиданностью для него, он не нашёлся, что сказать. Я поняла, как глубока была его обида, и заговорила снова:
Знаете, поведение отца заставило меня страдать. Я понимаю, как вам тяжело, и чувствую себя ужасно, потому что явилась причиной вашего унижения. Мне очень плохо. Уж вы, пожалуйста, простите!
Я с мольбой подняла на него глаза и увидела, что он слушает с большим волнением: взгляд напряжён и было в нём столько горечи, что мне стало не по себе. Не говоря ни слова, он дрожащими руками взял мои ладони и поднёс к губам. Он целовал их, и мягкая, тёплая волна разливалась по моему телу, успокаивая. Внезапно на руки мне упали слезинки. В душе всё перевернулось. Я задрожала. Почувствовав это, а может быть, устыдившись своего порыва, он отпустил мои ладони. Глаза его за стёклами очков, казалось, рассыпали лучи.
Просить прощения в этом случае должны не вы, а я,сказал он.Это я грубо вторгся в вашу жизнь и нарушил покой. Я стал причиной непонимания, возникшего между вами и вашим отцом. Простите меня!
Слова были сказаны от чистого сердца, и это успокоило меня.
Значит, вы больше не сердитесь?обрадовалась я.
Да, с этими покончено. Я и не думал сердиться на вас, и права у меня такого нет. Но встреча эта стала для меня открытием. Я увидел, какой вы человек, как глубоко умеете чувствовать. Я преклоняю голову перед вами. Теперь мне будет очень тяжело уехать. Хотя бы издали я должен чувствовать, что на свете есть вы. Без этого я уже не смогу жить.
Как, вы уезжаете?!вскричала я, забывшись.
Да.
Уезжаете насовсем, чтобы никогда больше не вернуться?!
Он промолчал. Во мне вдруг, как в детстве, заговорило желание крикнуть: «Я хочу с тобой!» Плакать, умолять Но я обязана была помнить о своём девичьем достоинстве
И когда?спросила я упавшим голосом.
Завтра!сказал он.
Мы замолчали. Я первая нарушила тишину вопросом:
Но почему так скоро?
Так получилось. Комиссия наша приняла решение. Я сегодня весь день с сожалением думал о том, что не смогу видеть вас. Несколько раз звонил, но попадал в какой-то магазин. Был и возле вашего дома. Придумывал всякие хитрости, чтобы увидеть вас, готов был даже позвонить в дверь. Но мне не хотелось подвергать вас новым испытаниям. Если бы уехал, не простившись, я был бы очень несчастен.
Я тоже рассказала, как мечтала о встрече, что вот уже два часа кружу по городу в надежде увидеть его. Эти признания сблизили нас окончательно. Упала последняя завеса, разделявшая нас. Мы перестали стесняться, совсем как родные, и говорили, говорили, забыв обо всём на свете, чувствуя себя на седьмом небе Но грубая действительности разрушила иллюзию, вторгшись голосом хромого кучера:
Поедем домой, мне воду возить пора.
Меня будто молотком по голове ударили. Какой позор! Этому уроду, видите ли, воду возить приспичило! Я представила себе окутанный дымом поезд, уносящий моего джигита, и мне стало плохо. Он тоже побледнел и проговорил с трудом:
Неужели это конец?!
Нет!крикнула я, но тут же вспомнила отца и, чтобы унять страх, повторила:Нет!
Джигит, не говоря ни слова, пожал мне руку, губы наши слились.
Служба закончится через три месяца,сказал он.Как только получу бумагу, первым делом примчусь сюда. Верю, что ты останешься такой же.
Верь, верь!воскликнула я.
Мы обменялись адресами, поклялись друг другу в верности, даже если много долгих дней придётся быть в разлуке. Джигит дал хромому серебряный рубль, и тот замолчал.
Я ехала домой, погрузившись в думы. Было такое ощущение, словно я забыла сказать что-то, чего-то не сделала. Наконец, вспомнила: я же ничего не взяла у него на память. И сама ничего не дала. Я твёрдо решила завтра утром пойти на вокзал к поезду и оставить ему на память подарок. Тут же на ум пришло другое. Я велела остановиться возле дома Сахибы-эби, известной у нас кулинарки. Хромой поворчал, но всё же остановился.
В Тозтубе бедная родственница выходит замуж,сказала я женщине,хочу послать ей чак-чак. Завтра поезд уходит туда в семь пятнадцать вечера. Не приготовишь ли?
Яйца теперь дорогие, и масло, и мёд в цене,запричитала старушка.
А сколько надо?спросила я, но она продолжала причитать, не называя сумму.
Я дала ей двадцать пять рублей. Увидев в сумочке деньги, она сказала: