Входите, входите. Это вы к нам с научными целями? Улыбка не смягчила интонацию, в ней отчетливо прозвучало: ходят тут всякие.
Да, это я. Другого приема Талли не ждала.
Талли Тимуровна?
Да. Талли с вопросом посмотрела на заведующую.
Марина Владимировна. Присаживайтесь, едва заметным движением она указала на стулья вдоль стены.
Талли выбрала средний.
Знакома с вашей последней монографией. Смело, воскурила фимиам Марина.
Сколько ни говорила себе Талли, что она самодостаточная личность, что у нее все в порядке с самореализацией и что она не нуждается в оценках, но лесть прикоснулась к сердцу, погладила мягкой лапой и заставила вспыхнуть от удовольствия:
Спасибо.
«Есть контакт», было написано на лице у брюнетистой завотделения.
Фимиам сделал свое дело, умасленная Талли не заметила, как приняла правила игры и довольствовалась несколькими медицинскими картами, к которым ее допустили.
Сославшись на срочные дела, Марина упорхнула, оставив Талли наедине с картами.
Как и в гостинице, в больничке отопление еще не включили, и признательность Талли выросла до размеров среднего облака за чашку горячего чая, которую ей любезно принесла нянечка. Марина и здесь расстаралась.
Розовыми от холода пальцами Талли полистала скрученные на концах прошитые листы, сделала выписки и сложила карты стопкой на углу стола.
В общем и целом командировку можно было считать удачной. По крайней мере, здесь для статистики держали немногих.
С жертвами статистики Талли сталкивалась и прежде, и Марину понять было несложно. Если отделение пустует, финансирование закроют, персонал останется без работы. А у персонала свои дети. Система
Система непрошибаема и многорука. Этакий спрут со щупальцами. Что попадет в эти щупальца, то уже не вырвется.
Покончив с картами, Талли отправилась знакомиться с пациентами. В качестве рабочего кабинета ей выделили столовую.
Пациенты выглядели вполне симпатичными и совершенно адекватными, только отстающими в развитии, но это как раз понятно. Система печется только о насущном.
Тетя, а ты красивая. Этот малец укусил братика за причинное место, пока, с позволения сказать, родители пребывали в астрале
Нас вкусно кормили. А ты из другого города? Эта девочка налила на клитор валерьянки и подставила интимное место коту, а тот, войдя в раж, откусил кусочек плоти
Вот он материал для докторской
Тетя, а ты с нами еще побудешь?
Немножко.
Талли улыбалась и кивала. Кивала и улыбалась, даже когда наметанный глаз обнаружил на детском запястье застарелые синяки. По форме это вполне могли быть следы чьих-то пальцев
Спокойно, приказала себе Талли, это может быть все что угодно. Все что угодно
Это может быть совсем не то, о чем ты подумала.
Посудомойка возилась на кухне, гремела алюминиевой посудой. Под это бряканье Талли усадила детей (каждого за отдельным столом), выложила на столы наборы карандашей и попросила что-нибудь нарисовать что захотят.
Глазенки загорелись, процесс пошел.
Мягко ступая в ботинках на резиновой подошве, Талли прохаживалась между столами, туда сюда, туда сюда, наблюдала, как рождаются шедевры.
Закончив громыхать, посудомойка бесшумно удалилась, в тишине стало слышно, как о мокрое окно с видом на огромных размеров лужу трется ветка какого-то деревца.
В луже таяли частые капли.
Мысли унесли Талли домой
Бедную Фимку пришлось устраивать к максималистке Наталье В доме, по мнению подруги, либо дети, либо животные. Компромисс Наталья исключала.
Зато когда она вернется из командировки, квартира снова будет напоминать человеческое жилье в нем будет хозяйничать бабушка. Как только бабуля окажется дома, Наталья в ту же минуту вручит ей Фимку. Хоть на несколько недель семья окажется в сборе.
Улыбнувшись уголками губ, Талли оторвалась от окна, рассеянно взглянула на ближайший столик.
Голова с двумя макушками склонялась над альбомным листом, детская рука в цыпках с синяками на запястье водила карандашом по бумаге. Талли перевела глаза на рисунок
Черная собака с гениталиями и рядом патлатый хозяин собаки в брюках. На гульфике большая, хорошо прорисованная пуговица.
Кровь взмыла и тяжело ударила в виски.
Картинка, которую изобразил маленький пациент с двумя макушками, вопила о насилии.
Улыбка застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце ненавистью к взрослым.