Первое он помнил отлично. Произошло оно в поле, когда Людвиг стоял палаточным лагерем перед королевскими карательными войсками. Ночью, командующий подослал к нему диверсантов. Профессиональные убийцы сумели пробраться к Людвигу Амадею в палатку. Произошла короткая, но кровопролитная схватка, в ходе которой отставной майор лишился правой руки, а нападавшие были убиты. Подоспевшие на подмогу товарищи лишь созерцали холодные трупы.
Увы, в то далекое время, гер Шмаус был еще молод и полон жизненных сил. Теперь же, другое дело.
А дело в том, что правда, это самая страшная вещь, какая существует на свете. Она старит человека, и даже может сломать. Против нее ни войны, ни эпидемии, ни революции в отдельно взятой стране, не стоят, практически, ничего. И что интересно, ее боятся как проигравшие, так и победители. Проигравшие ищут себе оправданий; победившие пытаются скрыть на какие жертвы пошли ради победы. В итоге мы имеем две, а может и более псевдоисторических «правд», плохо укладывающихся в общечеловеческую историю.
А Шлезвигский замок был нашпигован скелетами. В каждой стене; в каждом эркере; в каждом шкафу, хранилась какая-нибудь зловещая тайна. В этой нише, к примеру, была замурована бедная горничная, понесшая от герцога Бранденпупского; из этого эркера шагнул на булыжную мостовую один из отвергнутых почитателей эрцгерцогини Гольфштанской; в этом шкафу для носильных вещей, был символично задушен собственным шарфиком кронпринц Хокенбрюкен, гостивший в замке по приглашению герцога Шлезвига. И это вполне естественно, что очередной житель старинного замка, а их как видим, было немало, постарался внести свой посильный вклад в увеличение их дьявольской численности.
В глухом подвале северной башни была устроена настоящая пыточная. О существовании оной, после ликвидации прежних хозяев, знали лишь два человека во всей республике. Сам гер Шмаус, и его верный палач Франц гер Поппен. Палач, кстати, был единственным государственным служащим. Все высокие должности, такие как советники или министры, Главный комиссар успешно совмещал в единственном лице, своем собственном. И в этом была определенная логика. Нет министров, нет казнокрадства и взяточничества. Государство, это я, любил говаривать Людвиг. И с этим тезисом многие соглашались. А если не соглашались, то в двадцать четыре часа выдворялись за пределы республики.
Но вернемся к нашей «зловещей» и «пытошной». В свое время, её особым секретом стали трое безответственных горожан: трубочист Томас Крюгер, кузнец Питер Фальк, и артист бродячего цирка, ликвидированного известным декретом Главного комиссара, фамилии которого так никто не узнал. Трубочист, сидя в одной из труб замка, стал свидетелем секретного разговора, касаемого самой строгой государственной тайны. Вряд ли это произошло случайно, ибо такие совпадения, при наличии в Шлезвиге трех десятков не чищеных дымоходов, в принципе не возможны. Кузнец, как позже выяснилось, на основании полученных сведений организовал секретный кружок, с целью произвести в самом ближайшем будущем государственный переворот. Циркач же был обвинен в том, что агитировал ни в чем не повинное население примкнуть к обозначенному кружку и, в перспективе, восстать против самоназначенного автократа. Конечно, удачно разоблаченные бунтовщики не были единственными пациентами инквизиторской комнаты. Через нее, как вы понимаете, прошли многие уважаемые здесь люди Заключенным давали лишь воду, и три корочки хлеба, что не позволяло им умереть окончательно. Но не многие выживали.
Этих троих держали по одиночке в каждой из башен, каковых насчитывалось четыре. Северная, как упоминалось выше, была занята комнатой для допросов. Но подвалы западной, южной, и восточной, были совершенно свободны! Если бы кому вздумалось освободить изможденных мятежников, то пришлось бы изрядно побегать. Протяженность крепостных стен, соединяющих башни, со всеми ее заворотами и переходами, равнялась не многим менее тысячи футов, что в самом приблизительном пересчете составляло почти половину римской мили. А если участь протяженность всех подъемных мостов внутри замка и винтовых лестниц, то можно уложиться и целую. К тому же, не имея подробного плана, в сих нескончаемых лабиринтах немудрено заблудиться. Сам гер Шмаус плутал в них первое время, пока не освоился.
Таким образом, бремя забот и нескончаемых страхов изменило этого человека до неузнаваемости, что среди прочих «скелетов» составляло самую главную тайну. Государственной важности, разумеется.