Ноябрь. Утро зачиналось
Слегка морозно. Золотится
Рожок подъеденной Луны.
С востока новый день зарится,
Дома выкрадывая с тьмы.
Уж кое-где гудят машины
И трудовой спешащий люд,
Шагами будто бы в аршины,
Спешит к местам, где ждёт их труд
Ноябрь. Кажется, свершилось
Морозец крепкий придавил,
Зима-таки и к нам решилась
Зайти по мере своих сил.
Но все прогнозы не шутейны
Идёт к тому, что вновь тепло,
Порой с дождливой канителью
Вернётся, чтоб хранить сукно.
Сукно травы уже подросшей
И земляничный где-то куст,
Что в цвет пошёл нет, не нарочно,
А потому, что Север пуст.
И потому, что полюс начал
Извечный танец перемен,
И времена теперь иначе,
И тем погодам не в пример
Ноябрь. Утро зачиналось
Морозной праздностью зимы,
Но это только показалось
В обед проснулись комары
Былое в сердце стыло долго
Былое в сердце стыло долго,
Сковав всё любое в гранит,
Но колет будто бы иголкой,
Придёт в ночи болит, болит
Рисует тень воображенье,
Стучится в окна память Дождь.
На стёклах ночи отраженье
Фонарный свет, зачем ты лжёшь?
В гранитном сердце невозможно
Огню гореть и вспоминать.
Приди же сон! Как сложно, сложно
Не хочет память сон отдать.
Томится в клети каменелой
Нетленной памяти огонь,
Стучит, стучит, стучит по венам,
Влечёт куда-то за собой
Глаза прикрыв, бегу к былому
Туда, где всё ещё болит,
И проживаю снова, снова,
Ломая времени гранит
Ветры жгучие, дождь как крошево
Ветры жгучие, дождь как крошево,
Осень стылая спину гнёт.
Запад зарится не к хорошему,
Тянет с севера снег пойдёт.
Как паршивенько Ночи тёмные,
Утро инеем серебрит.
Листья падают испечённые
На дроблёный дорог гранит.
Будто дремлется, но воочию
Тучи мокрые и дожди.
До тепла верста с многоточием,
А листвы за год не сгрести.
Расчихалось вот, да неможется
Свитер, валенки и на печь.
Всё к утру пройдёт потом сгонится,
Только раньше спать надо б лечь
Стёкла мокрые плачут к вечеру,
Печка топится дым к земле.
Чтиво кончилось, делать нечего,
Скука скучная всё к Зиме
Верстовой
Не удержишь, вдаль бегут лета
Вот ещё засечка на пороге
Праздники? по мне, так ерунда,
Глянь вон столб свалили у дороги!
Верстовой как помню, всё стоял
Надо ж, помешал ведь идиотам!
Помню, как грибы здесь собирал
Я тогда в лесу ещё работал
Нет таких столбов уже нигде
Это был последний из эпохи.
Цифры, словно тени на звезде,
Выцвели и вырезано «Лёха».
Батю звали Лёхой в те года,
И погиб он здесь неподалёку.
Я когда бывал здесь, то всегда
Навещал и столбик одинокий.
Вот теперь к кому тут заезжать
Не к чему прижаться после леса
А лета бегут не удержать,
По дорогам пыльным куролеся.
Вскоре отпылит и этот год
Вот ещё засечка на пороге.
Что там ждёт ухаб иль поворот?
А столба не будет у дороги
Дым растёкся над рекою
Дым растёкся над рекою и осокою,
Тлеет вяло на углях сырой пенёк,
На соломе, под сосною кособокою
Спит, укутавшись в фуфайку паренёк.
Целый день пескарь наживку игнорировал,
А под вечер, словно сорванный с цепи,
Стал хватать на хлеб а брали всё солидные,
Сантиметров аж почти до двадцати.
Мамка ищет битый час поди волнуется,
А он дрыхнет, улыбается во сне.
Вот задаст, когда найдёт век не забудется,
Спать не будет дня четыре на спине.
Там во сне поди берут сомы пудовые,
Да лещи по «три-с-полтиной» и судак
Улыбается малец сны снятся добрые,
Подсекает, да не вытащить никак
Мамка тихо подошла, присела рядышком,
Как на папку-то похож ни дать-ни взять.
Шевельнула угольки в кострище колышком,
Наловился, у костра уснул опять.
Накидала ивняка на пень дымящийся,
Подпихнула берестину под него,
Не замёрзнем, а домой уж не потащимся.
Прилегла, обняв сыночка своего.
Дым растёкся над рекою и осокою,
Разгорелся на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою,
Мамка спит, а рядом с ней её сынок