Через пару месяцев снова звонок в дверь:
Простите, Захар Натанович здесь живёт?
Здесь. Что случилось?
На Загородной сегодня умерла одинокая старушка. Хоронить некому.
Адрес?
Порядок тот же: деньги из дому, сбор по соседям, организация похорон неизвестной старушки. И так по несколько раз в году.
Марк понимал, что такая благотворительность в первую очередь была результатом потребности души. Производным трудно прожитой жизни. Отец никогда не задумывался, почему это делает. Это было как пить воду и есть хлеб.
Немаловажную роль в этом сыграла и его религиозность.
«И совсем не такая уж плохая штука эта религия, иногда размышлял Марк. Нам столько лет внушают, что религия опиум для народа. А на самом деле ничему плохому она не учит. Только хорошему. Учит ты-ся-че-ле-тиями!»
Марк видел, что в каждом из этих поступков отца всегда поддерживала и помогала мама Глафира Марковна, работавшая медсестрой. А сына она назвала в честь своего отца, дедушки Марка, который прожил восемьдесят семь лет.
Небольшого роста, крепко сбитый, с голубыми глазами, он однажды рассказал Марку интересный эпизод, случившийся с ним в Первую мировую войну, за что он получил высшую солдатскую награду Георгиевский крест, которым так гордилась вся его семья.
В конце мая 1916 года начался легендарный Брусиловский прорыв.
Некоторое время они только недавно сформированная и прибывшая на фронт войсковая часть кормили вшей в окопах. Ни вперёд, ни назад. Дожди, ветра, грязь, голод. Проклинали всех и вся. Настроение убийственное.
Напротив враг в таких же окопах. И вдруг команда: завтра в наступление, в штыковую атаку, выбить австрияков с их позиций.
Дедушка прибежал в землянку, хвать а подушки-то его и нет: всё расхватали. Солдаты запихивали их спереди под шинель, чтобы прикрыть грудь и живот от пуль. У них, ещё ни разу не хлебнувших боя, считалось, что пуля, вращаясь, застрянет в перьях подушек. Как оказалось, ошибались.
Делать нечего, дедушка быстро отыскал кусок толстой доски и крепко приладил её под шинель, чтобы защитить грудь если не от пули (доску прошьёт легко), то хотя бы от штыка.
Ночь без сна. Ещё даже не рассвело команда: «В атаку! Вперёд!»
Выскочив из окопов, побежали. Молча. До противника триста метров. Смертельных метров.
Атака была столь внезапной, стремительной и в полной тишине, что противник даже не успел открыть огонь.
Они бежали, бежали, бежали, и этот бег казался бесконечным.
Бегущие солдаты вокруг падали, теряя сознание просто от страха. Страха простых людей, которым никогда не приходилось вонзать штыки в человеческое тело, убивать и слышать предсмертные хрипы.
Людей, вдруг осознавших, что сейчас, в эту самую минуту, в этот миг, их самих могут пронзить вражеские штыки и пули и это будет всё, конец смерть, страшная и мучительная.
А дальше с дедушкой случилось что-то странное. Необъяснимое.
Он абсолютно потерял ощущение реальности. Его подхватила и понесла вперёд неведомая сила, рождённая единственной целью выжить и победить.
Победить во что бы то ни стало! Ибо он не помнил в деталях, что и как делал сам. Не помнил, кто и что делал с ним. Он стрелял, колол и бил прикладом в серую массу врагов, время от времени возникавших перед ним. Он абсолютно не помнил ни своих мыслей, ни своих чувств.
Скорее всего, было только одно всепоглощающее чувство смесь ярости и страха, которое сжало, спрессовало в ноль всё его мироощущение. Но, к счастью, не его волю.
Потому что, когда он пришёл в себя, всё уже закончилось, а он хотя и был ранен, но остался жив. Они победили, заняли позиции противника. Хоть больше трети его товарищей осталось в той земле навсегда.
А в почти расколотой доске, которую дедушка засунул под шинель, и в самой шинели насчитали двенадцать крупных дыр от ударов штыками и кинжалами.
Поэтому командиры, решив, что он расправился с двенадцатью врагами, представили его к высшей награде Российской империи солдатскому Георгиевскому кресту, который он благополучно и получил.
Прошло семнадцать лет.
Тысяча девятьсот тридцать третий год сдавил удавкой голода Украину, Поволжье и другие районы Советского Союза. Не обошёл он и Полтавщину, где в то время проживали дедушка с семьёй: женой, дочкою и сыном.
В крошечной однокомнатной хатке в лёжку замерли дедушка и его дети: пятнадцатилетний сын и восемнадцатилетняя дочь.