Но это были мечты: никто еще не получал отметок во время каникул!
Какую же радость можно было доставить родителям в эти дни?
Я решил произвести дома уборку. Я долго возился с тряпками и со щетками. Но беда была в том, что мама накануне Нового года сама целый день убиралась. А когда моешь уже вымытый пол и вытираешь тряпкой шкаф, на котором нет пыли, никто потом не замечает твоей работы. Мои родители, вернувшись вечером, обратили внимание не на то, что пол был весь чистый, а на то, что я был весь грязный.
Делал уборку! сообщил я.
Очень хорошо, что ты стараешься помочь маме, сказал папа, не глядя в мамину сторону.
Мама поцеловала меня и погладила по голове, как какого-нибудь круглого сироту. На следующий день я, хоть были каникулы, поднялся в семь утра, включил радио и стал делать гимнастику и обтирание, чего раньше не делал почти ни разу. Я топал по квартире, громко дышал и брызгался.
Отцу тоже не мешало бы этим заняться, сказала мама, не глядя на папу.
А папа погладил меня по шее Я чуть не расплакался.
Одним словом, радость не объединяла их. Не примиряла Они радовались как-то порознь, в одиночку.
И тогда я пошел на крайность: я решил объединить их при помощи горя!
Конечно, лучше всего было бы заболеть. Я готов был все каникулы пролежать в постели, метаться в бреду и глотать любые лекарства, лишь бы мои родители вновь заговорили друг с другом. И все было бы снова как прежде Да, конечно, лучше всего было бы сделать вид, что я заболел тяжело, почти неизлечимо. Но к сожалению, на свете существовали градусники и врачи.
Оставалось только исчезнуть из дома, временно потеряться.
Вечером я сказал:
Пойду к Могиле. По важному делу!
Могила это прозвище моего приятеля Женьки. О чем бы Женька ни говорил, он всегда начинал так: «Дай слово, что никому не расскажешь!» Я давал. «Могила?» «Могила!» отвечал я.
И что бы ни рассказывали Женьке, он всегда уверял: «Никогда! Никому! Я могила!» Он так долго всех в этом уверял, что его и прозвали Могилой.
В тот вечер мне нужен был человек, который умел хранить тайны!
Ты надолго? спросил папа.
Нет. Минут на двадцать. Не больше! ответил я. И крепко поцеловал папу.
Потом я поцеловал маму так, будто отправлялся на фронт или на Северный полюс. Мама и папа переглянулись. Горе еще не пришло к ним. Пока была лишь тревога. Но они уже чуть-чуть сблизились. Я это почувствовал. И пошел к Женьке. Когда я пришел к нему, вид у меня был такой, что он спросил:
Ты убежал из дому?
Да
Правильно! Давно пора! Можешь не волноваться: никто не узнает. Могила!
Женька понятия ни о чем не имел, но он очень любил, чтобы убегали, прятались и скрывались.
Каждые пять минут ты будешь звонить моим родителям и говорить, что очень ждешь меня, а я еще не пришел Понимаешь? Пока не почувствуешь, что они от волнения сходят с ума. Не в буквальном смысле, конечно
А зачем это? А?! Я никому! Никогда! Могила!.. Ты знаешь
Но разве я мог рассказать об этом даже Могиле?
Женька начал звонить. Подходили то мама, то папа в зависимости от того, кто из них оказывался в коридоре, где на столике стоял наш телефон.
Но после пятого Женькиного звонка мама и папа уже не уходили из коридора.
А потом они сами стали звонить
Он еще не пришел? спрашивала мама. Не может быть! Значит, что-то случилось
Я тоже волнуюсь, отвечал Женька. Мы должны были встретиться по важному делу! Но может быть, он все-таки жив?..
По какому делу?
Это секрет! Не могу сказать. Я поклялся. Но он очень спешил ко мне Что-то случилось!
Ты не пережимай, предупредил я Могилу. У мамы голос дрожит?
Дрожит.
Очень дрожит?
Пока что не очень. Но задрожит в полную силу! Можешь не сомневаться. Уж я-то
Ни в коем случае!
Мне было жалко маму и папу. Но я действовал ради высокой цели! Я спасал нашу семью. И нужно было переступить через жалость!
Меня хватило на час.
Что она сказала? спросил я у Женьки после очередного маминого звонка.
«Мы сходим с ума!» радостно сообщил Женька. Он был в восторге.
Она сказала: «Мы сходим»? Именно мы? Ты это точно запомнил?
Умереть мне на этом месте! Но надо их еще немного помучить, сказал Женька. Пусть позвонят в милицию, в морг
Ни за что!
Я помчался домой
Дверь я открыл своим ключом тихо, почти бесшумно. И на цыпочках вошел в коридор.