Отсюда папа должен сделать вывод, что если он не будет приглашать к нам своих приятелей из других городов, то вскоре тоже станет профессором.
Когда опять раздались длинные, прерывистые звонки из другого города, мы все, конечно, проснулись, и мама сказала мне:
Готовь раскладушку!
Она не ошиблась, потому что папа через минуту сказал в трубку:
Ну что за вопрос?! Пусть приезжает Остановится прямо у нас. Я покажу его специалистам. Устроим консилиум! Если понадобится А положив трубку, объяснил маме: У ее сына что-то серьезное
А до их города медицина не добралась?
Это маленький городок. Там нет крупных специалистов.
Обязательно нужны крупные?
Вот если бы он заболел, папа кивнул в мою сторону, разве ты не подняла бы тревогу? Она плакала в трубку: «Посмотрите моего мальчика» Разве можно ее осуждать?
Мама вздохнула и ничего не ответила. Утром она спросила:
А кто эта женщина которая звонила тебе?
Дальняя родственница.
Очень дальняя?
Кажется, очень.
Но кем она все же тебе приходится?
Папа думал в течение всего завтрака, но так и не вспомнил.
Знаю только, что по отцовской линии, сказал он. Впрочем, какое это имеет значение если ее мальчик серьезно болен?
Мальчик приехал через три дня. Это был мужчина лет тридцати.
Я буду называть вас по имени-отчеству, сказал он, потому что мать никак не могла вспомнить, кем мы друг другу приходимся.
Какое совпадение! Мы тоже не вспомнили, сказала мама.
Ну почему же? возразил папа. Кое-что мы все-таки установили. Я точно знаю, что это родство по отцовской линии.
Понимаю, сказал приезжий, дальний родственник это даже меньше, чем просто знакомый. Знакомого, например, невозможно не знать в лицо. А дальнего родственника можно ни разу в жизни не увидеть и не услышать. Я бы, честно говоря, не отважился к вам вторгаться. Если бы они не сказали матери про этот свой «предполагаемый диагноз». Я должен немедленно доказать ей, что «предполагаемый диагноз» предположили напрасно.
А что у вас предполагают? спросила мама. Какую болезнь?
Ту самую! ответил приезжий, которого звали редким именем Игнатий.
Какую «ту самую»? не поняла мама.
Ну, которая неизвестно от чего начинается, но зато известно, чем чаще всего кончается.
Почему «чаще всего»? возразила бабушка. В этой области много открытий!
Да, безусловно! громко подтвердил папа. Хотя вообще говорил тихо, а когда бабушка начинала высказываться о медицине, почти всегда уходил курить в коридор. На этот раз он остался в комнате.
Бабушка за всю свою жизнь ничем, кроме мигрени, пока не болела, но очень боялась, как бы не заболел кто-нибудь из ее близких.
Она подробно изучала «Беседы врача», которые печатались в разных газетах. После этого в течение нескольких дней дома невозможно было закашляться или чихнуть.
«У тех, про кого я читала, тоже все началось с обыкновенного кашля», говорила бабушка.
Игнатию же она сказала:
Вы абсолютно не похожи на больного той болезнью, которую у вас ошибочно подозревают. Трое моих знакомых были больны этим самым Вы абсолютно на них не похожи. Кстати говоря, все они излечились. То есть им вырезали И все замечательно!
А откуда вы знаете о «предполагаемом диагнозе»? спросил папа.
Врачи как-то сразу забегали. Стали уверять, что нет ничего серьезного. Я не волновался, а они меня успокаивали. Потом я тайком заглянул в их бумаги. Но не испугался. Там рядом с диагнозом стоял большой знак вопроса. Ну а если врачи ставят вопросительный знак, зачем же я сам буду ставить знак восклицательный? Но они матери зачем-то сказали. Тут уж я разозлился! Зачем было ей говорить?
Формально они были правы, сказал папа. Родственникам положено сообщать.
Но они же не родственнице сообщили, а матери! воскликнул Игнатий. Поэтому я и приехал. Чтобы разубедить ее. Понимаете? И к вам вторгся. Но не волнуйтесь! Я могу спать на кухне. Или в коридоре на раскладушке.
На раскладушке будет спать он сказала мама и кивнула в мою сторону. А вы будете спать на кровати. Здесь, в этой комнате.
Только не заботьтесь обо мне, а то я буду считать, что диагноз уже подтвердился, сказал Игнатий. Понимаете, продолжал он, мать одна тянула меня без отца. Трудно ей приходилось. И мы все подсчитывали: «Еще два года в школе, потом пять лет в институте. Всего, значит, семь!» Потом сбавляли по годику. Наконец я институт окончил, начал работать, и вдруг разве это возможно? Мать ждала столько лет! Наконец дождалась, а я ей такой подарок Это была бы жуткая неблагодарность с моей стороны! Скорей бы дать ей телеграмму: «Доброкачественно! Вылетаю!»