Михайловская кивнула и позвонила. Через пару минут в гостиную вошёл мажордом.
Лука Лукич, произнесла Александра Михайловна абсолютно твердо. Принесите списки гостей с пометками о визите.
Лука Лукич чопорно поклонился, вышел и вскоре вернулся со списком, который с молчаливым поклоном вручил молодой госпоже. Когда он удалился, Михайловская отдала список Рудневу.
Возьмите, надеюсь, это поможет найти убийцу отца Могу я просить вас об одной лишь услуге, Дмитрий Николаевич?
Если это в моих силах и не противоречит моему долгу, я сделаю всё, о чем вы попросите, Мария Александровна.
Держите меня в курсе расследования. Я знаю, что существует тайна следствия, но я молю вас! Всё, что вам будет дозволительно мне сообщить! Отец был мне самым близким человеком! Мне должно знать!
Обещаю вам, сударыня, держать вас по возможности в курсе, ответил Дмитрий Николаевич и откланялся.
Глава 5
К тому моменту, как Руднев закончил разговор с Марией Александровной, ситуация в доме Михайловских поменялась в более деловую сторону. Гости все разъехались. Лебедев тоже уехал, оставив, правда, Терентьева в состоянии холодного бешенства.
Вот, Дмитрий Николаевич, процедил сыскной надзиратель сквозь зубы, от сдерживаемого гнева у него ходили желваки. Я теперь и не понимаю, какая у меня задача: убийцу найти или сказки карамельные для высокого начальства сочинять?
Сказки?
Ну, да! К утру от меня требуется доклад для самого обер-полицмейстера, да чтобы в нём изложено было, как мои следственные действия в полной мере картину трагического происшествия проясняют и дают абсолютную уверенность, что не позже, как в трёхдневный срок душегуб будет пойман и отдан в руки правосудия Чёрт возьми! Вот оно мне сейчас в самый раз отчёты фантазийные писать! Начальству-то завсегда виднее! Когда седалище в кресле высоком, мысли-то яснее, и точно известно, как следствие вести нужно! Анатолий Витальевич с трудом перевёл дыхание. Простите, Дмитрий Николаевич, Лебедев мне всю душу вымотал!.. Что вам эта юная фурия, дочь Михайловского, рассказала?
Руднев вкратце пересказал свой разговор с Марией Александровной. Терентьев присвистнул.
Ничего себе! Думаете, её словам можно доверять?
Она, несомненно, была крайне взволнована, но излагала всё четко и внятно. Я склонен ей поверить. В любом случае, нужно выяснить, что это за четыре адреса, которые она назвала. И хорошо бы подноготную вдовы узнать.
Ох, Дмитрий Николаевич! Хуже нет, чем в грязном белье сановничьих жён рыться! Тем более что тут, я думаю, всё просто: любимая дочь и мачеха, годящаяся ей в старшие сёстры. Обычная ревность!
Может быть и так, согласился Руднев. Кстати, у нас теперь есть список гостей. Мария Александровна передала. Велите для меня переписать.
Терентьев подал знак стоящему в дверях полицейскому подойти, но тут в кабинет, где шёл весь этот разговор, вбежал младший надзиратель, которому нынче было на роду написано приносить дурные вести.
Анатолий Витальевич!.. от волнения он обратился к начальству не по чину. Там!.. молодой человек запнулся.
Говорите же! гаркнул на него Терентьев. Язык что ли проглотили?! Что ещё?
Ваше высокоблагородие, там там ещё один труп нашли, упавшим голосом доложил молодой человек. Тоже вампиром загрызенный
Анатолий Витальевич шумно втянул воздух через стиснутые зубы.
Где?
В доходном доме в Сумниковом переулке.
Это недалеко от места убийства коллежского регистратора, вставил Руднев.
Убит некий заезжий по коммерческой части, закончил доклад младший надзиратель. Его гулящая обнаружила. Он вроде как за ней дворника посылал.
Чёрт знает что! мрачно проговорил сыщик. Дмитрий Николаевич, едемте!
Было около девяти вечера, когда Терентьев с Рудневым выходили из казенной кареты у мрачного и грязного подъезда доходного дома в Сумниковом переулке. Зевак, благодаря позднему времени да холодной погоде, вокруг не было. На месте преступления находились лишь напуганный дворник, околоточный с двумя городовыми, один из младших агентов, фотограф да Филипп Иванович Дягилев, доктор-патологоанатом из следственного морга, обычно выезжающий на убийства вместе с Терентьевым.
Кроме того, в дворницкой сидела размалёванная девица, одетая так, что сомнений в её ремесле не возникало. Она шумно всхлипывала и размазывала по лицу слезы вместе с сурьмой и румянами, от чего внешность её, и без того малопривлекательная, сделалась совсем уж жалкой.