Сначала Егоров просто пытался встречаться с ней «случайно» на переменах. Он придумывал различные хитроумные планы и маршруты, чтобы не раскрыть себя. В конце концов не выдержал и установил норматив пересекаться с Сашей не более одного раза в день. Через два дня правило было нарушено. Ощущение своей слабости, да еще по отношению к другому человеку, серьезно пугало, но совсем не останавливало. Попутно выяснилось, что его сероглазая мечта ходит в спортивную секцию по волейболу. Это давало неожиданный дополнительный бонус для встреч, хоть и односторонний. Сколько часов он провел в непогоду на улице, наблюдая через огромные окна спортзала, как она двигается Какая к черту горная лань? Вскрики, удары и рывки вскрывали не столько грацию движений, сколько эмоциональную сферу девушки. Это сулило нечто новое, очаровывающее и непознанное.
Художественные романы такого не описывали, так же как ничего подобного в теме отношений полов не объясняла дворовая пошлятина. Рай в глазах Саши не был постоянным он играл красками эмоций так, что иногда становился виден ад. Это завораживало еще больше и рвало сознание на мелкие кусочки восхитительных фантазий. Но мучительные минуты блаженства у равнодушных окон спортзала пока заканчивались только часами школьных ожиданий.
Правда, пару раз у Егорова был шанс завязать знакомство с объектом своих воздыханий. Однажды в холле перед учительской он наткнулся на кучку ребят вместе с Сашей и Дашей. Его позвали. Разговор шел о «Мастере и Маргарите». Казалось бы, выигрышная тема, давно обмусоленная со всех сторон с Исаевым, не могла подвести. Но дьявол оказался не в романе, а в самом Вадике. Всячески желая произвести впечатление, но не имея опыта в общении с девушками, он занял привычное доминирующее высокомерное положение, как в разговоре с пацанами. А на самом деле была нужна доброжелательная и остроумная позиция, способная тронуть девичье сердце. И вместо интересного начитанного парня с чувством юмора его сочли высокомерным зазнайкой, как и на снежной крепости. Приветствие граблей раздражает, даже если знаком с ними с детства.
Второй раз тоже вышел неудачным. Он встретил Сашу в мамином кабинете и, начав разговор, очень рассчитывал, что мама засобирается домой и они наконец-то останутся наедине. Надежда Аркадьевна и правда ушла домой прихватив с собой сына. Все его протесты были жестко отметены на том простом основании, что сын обязан помочь матери по хозяйству. Ибо кто еще?
Третий раз он выглядел перед Сашей просто нелепо. Это была катастрофа, толкнувшая Егорова на последний шаг. Вместо того, чтобы терпеливо подбирать ключи к замку с принцессой, Вадик решил устроить штурм крепости. На школьной дискотеке, дождавшись медляка, он пригласил ее на танец и в процессе вывалил все как есть. Все, чего Егоров добился, так это испуга: и своего от храбрости, и Сашиного от неожиданности. Во взаимности ему отказали.
«П****ц», резюмировал Исаев, выслушав на следующий день стенания друга. Среда не ограждала приятеля от овладения нецензурной, но не менее могучей лексикой, зато давала возможность поднять его оценку среди сверстников до уровня взрослого в подростковых понятиях.
Начались тусклые унылые дни. Показываться на глаза Саше он боялся, из радостей остались только окна спортзала. Как Вадик закончил школу и поступил в институт, ему самому было непонятно. На учебу он забил где-то с середины десятого класса. Но заложенные ранее знания сработали и все-таки втащили его в студенческую жизнь. Мама, все еще мечтавшая о создании учительской династии, катком прошлась по планам отпрыска о поступлении в медицинский институт. Светкин отец оказал влияние в выборе профессии не только на свою дочь, но заодно и на соседского мальчишку. Но плетью обуха не перешибешь, а Надежда Аркадьевна в плане упорства скорее напоминала гидравлический пресс. В результате чего Вадим стал студентом химико-биологического факультета педагогического института. Специальности биолога не было, поэтому пресс смирился с химией, как с попутно-неизбежным злом.
А Вадику пришлось смириться не только с насилием над выбором профессии, но и с нелюбимой тогда Тулой. Этот город вызывал болезненное неприятие то ли из-за ужасно потрепанного транспорта, то ли из-за маячившей на площади перед автовокзалом ленинской фразы: «Значение Тулы для республики огромно». И пока кое-кто из окружающих все еще пребывал в идеологическом угаре, Вадика напрягало далеко не всем известное ее продолжение: «потому что народ здесь не наш, и за ним нужен глаз да глаз». Перспективы бытия в таком стремном обществе пугали.