Впереди Егорова ожидала контрольная по его любимой алгебре. Обычно свой вариант Вадик решал за двадцать минут и потом занимался вариантом соседа, который его беззастенчиво списывал. Не то чтобы он хотел кому-то помочь просто было скучно оставшееся время пялиться на ворон за окном, те не отвечали взаимностью. Зная за Вадиком комбинацию вынужденного альтруизма, математичка выставляла Егорова за дверь сразу после сдачи собственной тетради. Сегодня контрольная решилась за 15 минут, и Вадик развел бурную деятельность по оказанию посильной помощи абсолютно всем собратьям по учебе. За что и был молниеносно изгнан вон из класса вместе с надеждами оставшихся там двоечников. Уф! Он спустился на первый этаж и устроился с книгой в коридоре перед раздевалкой. Мышь не проскочит. Время заиграло «Полет Валькирии» на его нервах, сначала тихо, но потом все громче и громче, а школьный звонок оказался последним аккордом этого адского оркестра чувств.
Она шла, щебеча о чем-то с подругой той самой толстушкой Дашей. А в душе Вадика уже грохотала лавина. Они были прекрасны: и лавина, и Саша. Все попытки сопротивления таяли под лучами этого еще непознанного солнца, не весть откуда взявшегося в его душе. «Ну, да, красивая. Высокая, стройная такая. Чего я жердью-то ее называл? И смеется прелестно. А какие глаза» думал Егоров. Русые волосы, в которых не угадывалось ни всполоха татаро-монгольского нашествия, падали ниже плеч, чуть прикрывая совершенно очаровательные ушки. И прочая, прочая, прочая
Как может мужчина описать красоту женщины? Все попытки бессмысленны, если они отражают набор физических характеристик. А красота, как известно, не в них, а в глазах смотрящего, вернее, в его голове. Если бы все сводилось к физическим параметрам, то мужики бы влюблялись только в красавиц с обложек глянцевых журналов. Тогда, действительно, мужчину как вид можно было бы записать в примитивную группу самцов, реагирующих на набор резонирующих факторов. Но величие и слабость мужчины едины и заключаются в его мечтательном уме. Практически любой набор характеристик мы можем возвысить до уровня божества. Достаточно более-менее привлекательной внешности женщины, и на месте любой халупы мы выстраиваем дворец, а потом бросаемся штурмовать придуманные стены.
Хотя нужно лишь повнимательнее присмотреться к сердцу С чего все решили, что глянцевая красавица с обложки модного журнала умна, добра и милосердна? Мы ломаем голову, как покорить придуманный нами замок, осаждаем иллюзорные стены, а какое-нибудь хамло с разбегу высаживает ногой дверь в общем-то не самой изящной, но абсолютно реальной избушки. Вадик был мальчиком интеллигентным, начитанным и воспитанным в уважительном отношении к женщинам, поэтому стены возвел под стать своему внутреннему миру: высокие, неприступные и божественно прекрасные. Битва с самим собой обещала неминуемое поражение.
Какие у Саши были глаза? Большие и серые. Вадик видел в них не пошлые озера и океаны, способные его утопить. Он ощущал безмятежный покой, вмещающий всю красоту и гармонию потерянного известно кем рая, за который можно отдать что угодно. Блаженство существовало не где-то и когда-то, а находилось прямо перед ним. И брови над этими вратами в счастье казались крыльями, способными туда унести. Маленькие алые губы вдруг складывались в такую обаятельную улыбку с крохотными ямочками на щеках, что, казалось, так и выглядит в раю искренняя радость. И все это на трогательно- наивном лице совсем еще юной девушки (все-таки что-то недопонял Цой в своей «Восьмикласснице», слишком легкомысленно пройдя мимо этого страшного оружия). Бронебойный снаряд, в котором женская и по-взрослому сокрушительная красота еще скрывается в невинном детстве. И рассчитывавший, казалось бы, на мягкий, игрушечный выстрел, Вадик получил удар ломового вольфрамового сердечника, спрятанного внутри. От такой коварной неожиданности сердце замерло на секунду и лопнуло.
Поначалу он не воспринял свое новое состояние как трагедию. Чувство было пьянящим, многообещающим и неизвестным. Болевой шок ну, что тут скажешь. А потом сердце заволокло пеленой мучительной неопределенности. Почему-то вспомнилось, что самоубийц хоронят за оградой кладбища, и если бы покойники что-то чувствовали, то наверняка могли разделить его тоску по отлучению от божественной благодати. Вадик не мог существовать без Саши, так же как создатель не отделим от собственной фантазии.