(Как бы не так! Выходит, стихи эти не за
революцию, а против нее? Хитер!) Он (Гляди-кось, подчеркнул "он",
чтоб не подумали на него, на тезку!) говорит:
Я славил твой небесный гром,
Когда он разметал позорную твердыню.
Взятие Бастилии, воспетое Андреем Шенье. (А ведь это
правдоподобно: мятежники 14 декабря никакой твердыни не
разметали.)
Я слышал братский их обет,
Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ
присяга du Jeu de paume, и ответ Мирабо: Allez dire а votre
maоtre etc.
...Тут Шульгин оторвался от бумаги:
- Не скажете ли подробнее - что за присяга? Каков ответ Мирабо?
Пушкин терпеливо, хоть и коротко, объяснил: 20 июня 1789 года, когда депутаты Национального собрания подошли к залу заседаний и увидели королевских гвардейцев, они заняли соседний зал для игры в мяч и дали торжественную клятву не расходиться до тех пор, пока не будет выработана конституция Франции. Об этой клятве писал Шенье в своей оде "Игра в мяч", посвященной художнику Луи Давиду; он воспел героев третьего сословия, которые обнялись,
Клянясь не разойтись, не подаривши нам
Закона твердого и власти справедливой;
И прибавлял народ, на них взиравший там,
К восторженным слезам, к смятенным голосам
Рукоплесканий шум счастливый.
О день! Триумфа день! Святой, бессмертный день!..*
______________
* Перевод Льва Остроумова (см.: А.Шенье. Избранные произведения.
М., Гослитиздат, 1940, с.133).
- Не обращайте меня в свою веру!- прервал Шульгин.- Будет вам декламировать бунтарские стихи. Думаете, если это по-французски, так уж их можно здесь произносить в полный голос?
- Что ж, стихи можно и прервать, генерал. Но вам хотелось услышать ответ Мирабо? Извольте, вот он. Когда церемониймейстер короля потребовал, чтобы депутаты исполнили королевский приказ и разошлись, граф Мирабо от имени третьего сословия сказал ему: "Идите и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и разойдемся только уступая силе штыков". После этого, генерал, Национальное собрание приняло решение, объявившее депутатов неприкосновенными. И король смирился с этим, уступил. Король был побежден, генерал.
Генерал Шульгин, не глядя на Пушкина, хватил еще стаканчик рома и продолжал читать:
И пламенный трибун, и проч.
Он же, Мирабо.
Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников входили славны тени.
Перенесение тел Вольтера и Руссо в Пантеон.
(Это похоже на правду. В самом деле, французские мятежники
перетащили прах своих философов в Париж и там погребли. Иначе эти
строки и понять-то трудно.)
Мы свергнули царей..
в 1793.
Убийцу с палачами
Избрали мы в цари...
Робеспьера и конвент.
(Хитрец! А ведь главное, что он, пожалуй, прав - да, речь
тут идет о Робеспьере и конвенте. Но можно ли такие строки вслух
произнести? Всякий поймет, что это про нашего государя и про
каждого из нас, кто судил и казнил декабрьских злодеев.)
Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут
относиться к 14 декабря.
Не знаю, кто над ними поставил сие ошибочное заглавие.
Не помню, кому мог я передать мою элегию А.Шенье.
Александр Пушкин
27 января 1827.
Москва.
Генерал Шульгин дочитал объяснение до конца, перенес взгляд на стихи и пробежал их снова. Да, они хорошо читались и так, как того хотел Пушкин: гимн Свободе от имени Андрея Шенье, где излагаются подряд события французской революции,- падение Бастилии, клятва в Зале для игры в мяч, ответ Мирабо на требование короля разойтись, пламенные речи Мирабо, предрекающие человечеству светлое будущее, перенесение останков Вольтера и Руссо в усыпальницу Пантеона, и даже принятие "Декларации прав человека и гражданина" - не о ней ли говорится в строках:
Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
И мы воскликнули: "Блаженство!"
В этих стихах спрятан девиз французских бунтовщиков: "Свобода, равенство, братство".