Я кинулся к своему завотделом, а тот от души всхохотнул: эх, мол, чему вас только на журфаке учат деревня! Там же частица «не» будет «непосредственный» и её, эту частицу, позже, ручным набором вставят. «Фонарик» называется на журналистском сленге запомни, мол, студентик
На следующий день зиловские работяги развернули родимую многотиражку и кто со страхом, а кто и с наслаждением узнали-вычитали о «посредственном участнике» минувшей войны. Редактора «Автозаводца» разжаловали в простого парторга цеха, ответсека и того дежурного рюмашечника турнули из партии и с работы. А я потом жарко доказывал на факультете, что я не верблюд
Мои надежды на очищающий экзамен меня подбадривали. Литературу я всегда сдавал с ходу и на «отл.». Вот и на сей раз, мельком глянув на вопросы, я тут же вызвался отвечать. Экзаменаторша сухая, без определённого возраста и без ярко выраженных половых признаков дама, известная в узких кругах литературовьедка Полина Абрамовна Серая слушала мои рассуждения о борьбе литгруппировок в 20-е годы вполуха, записывая что-то своё в тетрадь. Когда же я перешёл ко второму вопросу «Поэзия Н. Рубцова в контексте времени» вдруг оживилась, заволновалась, принялась сбивать меня. Да что случилось-то? Я начал сам горячиться, доказывать своё, но ей ответ мой явно не нравился.
Вы слишком преувеличиваете талант этого поэта, наконец сухо подытожила докторша филнаук. Он далеко уступает, например, Пастернаку или Мандельштаму. Журналисту необходимо разбираться в поэзии.
Но как же! вскричал наивно я. При чём тут Пастернак с Мандельштамом? Хорошие поэты! Но в связи с Рубцовым сразу всплывает в памяти имя Сергея Есенина, его «тихая» поэзия
Это у Есенина-то тихая поэзия? голос окололитдамы стал ещё суше. Довольно.
Она склонилась над моей зачёткой и нервно что-то в ней накорябала. Я взял, глянул «хор.».
П-п-позвольте, я даже начал заикаться, но у меня никогда по литературе не было четвёрки это невозможно!
Теперь есть, она смотрела на меня холодно и даже с ненавистью.
И вдруг до меня дошло, я понял сердцем: не меня она так ненавидит Рубцова с Есениным! Вот тебе и профессор русской литературы
В ДАС я приехал с огнетушителем «Кавказа» в портфеле. Аркадий уже кейфовал дома довольный и вполпьяна: огрёб зачёт по коммунизму и привычный трояк по лит-ре. Гуляй, ребята! Ленка пока не появлялась, да я и предчувствовал ссора-обида опять затянется, и сегодня Елену Григорьевну вряд ли стоит ожидать. Да и дьявол с ней! Где-то задержалась и Аркашина Анжелика . Мы пустились в загул вдвоём.
И вот тут я получил оглушительный, жестокий удар ниже пояса В прямом смысле! У меня вдруг обнаружилась-проявилась глазная болезнь: приспичило отлить паршивый ядовитый «Кавказ», и только я приступил к процедуре глаза мои от боли полезли на лоб. Я глянул на себя в зеркало этими выпученными идиотскими глазами и мгновенно понял влип. Это точно, как ещё её именовали в студенческом фольклоре, птичья болезнь: не то два пера, не то три пера.
Я взвыл. Кинулся из ванной к Аркаше: что делать? Как быть? Аркадий был по этой части уже дока: он вместе с первым опытом любви подцепил тогда, на первом курсе, от мясистой Лизаветы и подарочек. Аркаша осмотрел-обследовал меня и философически резюмировал:
Мужик всё должен испытать. Да-а-а Теперь слушай сюда: первым делом пить нельзя. Ни грамма! А завтра к Лазарю Наумычу в диспансер.
Я кинулся искать эту стерву. Клянусь, я бы тут же на месте убил её! Но Бог её в тот вечер спас она не ночевала в ДАСе.
На следующий день, прибежав из больницы, уже с первым бициллиновым зарядом в заднице, я ворвался в 307-ю. Она спала сладко, уткнув нос в подушку. Я сдёрнул одеяло.
Одевайся!
Девчонка-соседка из своего угла молча испуганно смотрела. Эта же тварь попробовала куражнуться: спать, мол, хочу отстань.
Одевайся, без крика, страшно повторил я.
Лицо моё, я чувствовал, побелело насмерть. Она испугалась. Молча вскочила, накинула халат. Я схватил её цепко за руку, поволок из комнаты, по коридору, вверх по лестнице она чуть не падала, теряя сабо. Встречные дасовцы шарахались от нас. Я отпер дверь, втолкнул её в комнату, повернул ключ на два оборота, скрестил руки на груди и молча начал на неё смотреть. Она вдруг испугалась всерьёз, прижалась лопатками к шкафу.