Виктор Улин
Замена счастью
Корине М. подруге с острова Лесбос.
«Да даст тебе по сердцу твоему,
и все намерения твои да исполнит.»
(Пс. 19:5)
I
1
Вы что так рано, Лидья Михална?
Валентина Прокофьевна взглянула удивленно.
Сегодня же Дуля дежурит!
Девицу, к которой относилось восклицание, звали Юлей.
Но у Прокофьевны были какие-то личные счеты с женским именем «Юлия».
Эту она всегда аттестовала непечатным созвучием.
В разговоре со мной три первые буквы опускались из уважения не к Юле, а ко мне.
Нет, не Юля, ответила я. Дежурство мое. Сегодня среда.
Надо же Среда. Хм и в самом деле среда.
Прокофьевна покачала головой.
А мне казалось, уже четверг.
Ясное дело, я кивнула, выражая единомыслие. За средой идет четверг. А где четверг там завтра пятница. А пятница прощай трижды любимая работа вплоть до понедельника.
Радость пятницы для меня уже полгода была больше, нежели простое предвкушение выходных.
Но я промолчала, поскольку эти нюансы мою собеседницу не касались.
Как вы все правильно понимаете, Лидья Михална, она вздохнула. Без лишних слов и сразу в точку.
Мастерство не пропьешь, я усмехнулась.
На самом деле я пила не так уж много.
Потребляемая доза алкоголя входила в норму, обычного для женщины моего возраста, моего личного и социального статусов.
Мне было сорок пять лет.
После двух неудачных замужеств я осталась в беспроблемном одиночестве.
На работе я была небольшой начальницей.
При таких условиях жизни я выпивала не от тоски, а ради эндорфинов, альтернативных шоколаду и сексу.
Это точно, Прокофьевна кивнула, хотя сама, кажется, не пила. И вообще, Лидья Михална, вы мастерица, каких поискать. Истинный бог.
Много народу сегодня? пропустив необязательный комплимент в свой адрес, уточнила я.
Как всегда. Полный набор. Восемь голов.
Молодые?
Я поинтересовалась без всякой целесообразности.
Моя работа не зависела от мелочей, ни от качественных, ни от количественных показателей.
Разные, Прокофьевна открыла журнал. В основном до тридцати. Только одному в пятьдесят неймется.
Ставлю все, что есть и чего нет, что это Петровцев, я усмехнулась.
В день дежурства у меня с утра искрилось хорошее настроение, хотя не всякая женщина это бы поняла.
Он самый. Петровцев Эн-Эн. Ходит только на вас. Удивляюсь, как угадывает смену.
Скажите, Валентина Прокофьевна, спросила я. А какой из себя этот Петровцев Эн-Эн?
Какой? она пожала плечами. Да никакой. Раз увидишь, второй не узнаешь. Невысокий, сутулый, лысоватый. Усы, кажется, какие-то есть. Всегда костюм: то коричневый, то черный в полоску, как у гангстера А вам-то что? Вы его все равно никогда не увидите.
Да ничего. Спортивный интерес. Любопытно, кто запал на мои телесные достоинства, что ходит сюда, как в театр. Причем за немалые деньги.
Все мужики одинаковые кобеля, констатировала Прокофьевна.
С этим было трудно поспорить.
К подобному мнению в определенном возрасте приходила любая женщина, если у нее имелась голова на плечах.
Они уже пришли? уточнила я.
Сидят по кабинам, кулаки наготове. Можете идти работать.
Иду уже.
Я перебросила сумочку с одного плеча на другое.
Прокофьевна кивнула и углубилась в журнал.
Кажется, она мне завидовала.
Мы были ровесницами, но существовали по-разному.
Впервые я вышла замуж еще в мединституте, развелась до диплома, не успев поменять фамилию.
Сейчас дочери было двадцать пять лет, они с мужем давно уехали в Москву, внуков я видела только на фото.
Во втором замужестве я была уже не такой дурой, чтобы беременеть.
Детей я не любила. Дочку завела под давлением стереотипов, слишком поздно поняв, что являюсь урожденной «чайлдфри».
С родителями парой школьных учителей-пенсионеров я не общалась много лет, разругавшись из-за своего образа жизни между замужествами, когда решила отделиться и потребовала разменять квартиру.
Сейчас я жила одна, ни на кого не оглядываясь и ни от кого не завися.
Прокофьевна сгибалась под бременем мамок-бабок, дядек-теток, сестер-племянников, детей и внуков, ее жизнь была сплошной каторгой.