Виктор Улин
Я думаю
«Вы сеете много, а собираете мало;
едите, но не в сытость;
пьете, но не напиваетесь;
одеваетесь, а не согреваетесь;
зарабатывающий плату
зарабатывает для дырявого кошелька.»
(Агг. 1:6)
Я думаю
На рассвете жизни главенствует вопрос «КАК».
Как прожить ее, чтобы потом не утонуть в пучине досады от мыслей об упущенных возможностях.
Ответы порой бывают конструктивными и почти всегда несут пользу спрашивающему.
На закате все чаще звучит «ПОЧЕМУ».
Вопросы не затрагивают индивидуально важного, поскольку в прошедшей жизни уже ничего не изменить.
Но темы всегда серьезны.
А ответы всегда печальны и не освещают душу радостью.
Ибо печально сознание несовершенства мира, к которому рано или поздно приходит каждый мыслящий человек.
Но я все-таки задаю вопросы и пишу ответы.
Cogitoergosum.
Антисемитизм
Когда общий объем написанного за жизнь переваливает отметку 500 авторских листов (т.е. 20 миллионов знаков с учетом пробелов), а в творческом портфеле имеешь больше 100 полноценных произведений (от путевых заметок до психологических романов в жанре откровенной эротики), перестаешь следить за своими публикациями (особенно за теми, которые не приносят денег).
Но некоторые кажутся мне очень дорогими.
К подобным отношу несколько материалов, размещенных на сайте Евгения Берковича «Записки по еврейской истории».
Почему меня, русского по рождению, волнует тема?
Всю жизнь мне были близки сыны Израиля.
Первая школьная любовь Ирина А. была девятиклассницей с лицом жены плотника Иосифа.
Лучшими сокурсниками по матмех факультету ЛГУ (равно как и преподавателями-математиками) оказались евреи.
Евреем был мой задушевный друг поздних времен профессор матфака БГУ Семен Израилевич Спивак, харизматический человек и глава местной общины. Я называл его «ребе», я наслаждался его обществом, мы могли разговаривать часами обо всем на свете. А уж сколько мы со Спиваком спили то есть нет, прошу прощения, выпили этого не смогу подсчитать.
Я всегда мечтал жить в Израиле, причем не только потому, что там нет ни осени, ни зимы, ни триколора.
Увы, в земле обетованной мне не суждено даже побывать
Почему мне так близок этот народ, чем он привлекает?
Что нахожу я в потомках Сима, но не в сыновьях Хама?
Нахожу много, невольно сравниваю с характерным для моей нации, моего как бы родного социума, являющего лицо России.
Прежде всего это отношение к своим корням.
Не к белым березкам, разбитым дорогам и гульбе а к тем, которые позволяли ощутить единение со своим народом даже во времена, когда не имелось физической родины.
Вопросы веры и неверия (отношение к которым определил писатель, чье имя носит Литературный институт) относятся к разряду тонких мировоззренческих категорий.
Народ, одним из первых нашедший единого Б-га, демонстрирует по отношению к нему высшую степень сдержанности, под которой кроется бездонная глубина.
И это не похоже на христиан, которые размахивают своим богом, как хозяйственной сумкой.
Уважение к еврейской нации побуждает меня писать об антисемитизме, хотя последний меня не касается.
Как художник слова я солидарен с Гейне, говорившим, что трещина мира проходит сквозь сердце поэта.
Художник не может быть националистом.
Этот тезис я выражал во многих произведениях, на нем стоял и буду стоять.
Истинное искусство должно затрагивать общечеловеческие проблемы, оно не имеет права выражать чаяния одной нации путем ущемления другой.
В противном случае искусство теряет право именоваться искусством, а выразитель художником.
Идея узконациональная является античеловеческой и убивает все.
Классический пример тому дает германский фашизм.
За 12 лет своего существования на высоком экономическом уровне национал-социализм дал мировой культуре всего 2 имени: дирижер Герберт фон Караян и кинооператор-документалист Лени Рифеншталь. Но, во-первых, эти исключения лишь подтверждают правило. А во-вторых, ни дирижер, ни кинодокументалист не могут считаться художниками в высшем смысле слова: они ничего не создавали, только исполняли и регистрировали.