Элли повернула заводной механизм, заиграла рождественская музыка. Покрутила шар столб снежинок поднялся над домиком и закружился в танце. В самом домике светилась единственная витрина, та самая, возле которой они стояли. Элли готова была поклясться, что на секунду через эту витрину она увидела крошечные копии себя и Дэнни, которые заворожённо смотрели на копию снежного шара.
Оторвавшись от своего подарка, она ещё раз окинула магазин взглядом и позвала продавца:
Гэр Зебастьян! Вы тут?
Никого, лишь ритм от шагающего метронома: тик-так, тик-так.
Гнетущая тишина навевала тревогу.
Где все? тихо спросил Дэнни.
Понятия не имею, ответила Элли. Но знаю то, что нам в очередной раз подарили всё это, а деньги брать не планируют. Так поступать нельзя, а прятаться нечестно!
Тут она вспомнила, что в пакете лежит ещё и конверт. Элли раскрыла его и достала письмо, написанное размашистым почерком. Некоторые слова были с грубейшими ошибками, увидев которые она поморщилась, взяла со стола ручку и, пока читала, стала вносить исправления.
Уважаемые Дэнни и фрау Элли!
Простите, что не смог вас сегодня принять лично. Мне пришлось отлучиться по срочному делу. Надеюсь, вам понравились небольшие рождественские сувениры, которые, я рассчитываю, вы примете со спокойным сердцем.
В конверте вы найдёте карточку музыкального педагога гэра Корелли, он сам попросил вам её передать. Насколько я понимаю, он готов взяться за обучение моего юного друга. От себя скажу: это уникальная возможность, не стоит от неё отказываться.
Перевернув страницу, Элли увидела продолжение. Хотя, когда она брала листок в руки, ей показалось, что на обратной стороне ничего нет.
Как я уже говорил, сегодня мне пришлось отлучиться по очень важному делу. У меня огромная просьба: вы можете завтра зайти ко мне в лавку в это же самое время? Мне потребуется ваша помощь. Речь идёт о Мире Музыки.
Элли посмотрела на часы: они показывали время закрытия музыкальной лавки.
Как он узнал, что мы придём? удивилась она.
Внизу страницы располагалась не менее размашистая подпись Зебастьяна. Исправив все грамматические ошибки, Элли улыбнулась.
Вот так гораздо лучше, удовлетворённо произнесла она.
Мама, что там написано? поинтересовался Дэнни, который всё это время разглядывал снежный шар. Его внимание приковала светящаяся витрина.
Элли прочла ему письмо.
Нам обязательно завтра нужно прийти, заявил мальчик.
Но, Дэнни, завтра же канун Рождества. Вечером нам будет некогда, мы должны заниматься домашними делами.
Думаю, гэр Зебастьян не пригласил бы нас сюда по пустякам, тем более что он просит о помощи. Это касается Мира Музыки. Вдруг там случилось что-то серьёзное?
Элли замялась: доводы сына волновали и её. Она пообещала подумать. Дэнни начал было протестовать, но мама жестом попросила тишины:
Пойдём домой, Дэнни, судя по звуку, за окном усиливается вьюга.
Они вышли на улицу. Навстречу им шёл мужчина в пальто и шляпе.
Вы не подскажете, лавка ещё работает? обратился он к Элли.
Магазин открыт, но там никого нет, нараспев ответил Дэнни за маму.
Мужчина подошёл к входной двери, потянул ручку-корнет, но дверь оказалась заперта. С удивлением все посмотрели друг на друга и разошлись каждый в свою сторону.
4.«А прятаться нечестно!» Зебастьян с хитрой улыбкой на лице отвёл от уха морскую ракушку, которая передавала всё, что происходит в музыкальной лавке.
Он сидел в президиуме большого зала консерватории. Аудитория была заполнена музыкантами, композиторами, преподавателями. Рядом с Зебастьяном сидел Корелли, который уже был в курсе полученного тревожного сообщения, и именно ему предстояло сейчас посвятить всех собравшихся в жуткие обстоятельства происходящего в Плачущем лесу.
Джонатан, находившийся неподалёку, лежал в углу и наблюдал за совещанием знатоков музыкального дела. А также внимательно следил за своим человеком, который тревожно вертел в руках какой-то предмет, похожий на камень. Острый нюх пса улавливал волнение, распространившееся по аудитории. Кто-то не на шутку испугался и принялся задавать вопросы. У девушки, что сидела в углу, потекли слёзы, она прикрыла лицо ладонями и громко всхлипывала. От слова «лугару» даже мастифу хотелось рычать и скалить клыки. Это слово вызывало у пса неподдельную злость.