Я понимаю, вздохнула она и поцеловала на прощание отца. Татуш, иди спать. Мы с мамусей справимся.
Молодец, дочка, сказал он, целуя ее в щеку. Присмотри за своей матерью. Он нежно поцеловал мамусю и закрыл за ними дверь, когда они вышли в коридор. Замок тихо защелкнулся за их спинами.
Два часа спустя, когда Колетт и Симона все еще спали в своих кроватках, а мамуся тихо посапывала рядом на диване в квартире мадам Фонтен, Ева тоже начала дремать, но громкий стук в коридоре разбудил ее. Через щелку в шторах уже начали пробиваться первые слабые лучи солнца. Вероятно, вернулись мадам Фонтен с матерью.
Ева осторожно встала с дивана, стараясь не разбудить мамусю. На цыпочках она подошла к двери и посмотрела в глазок, ожидая увидеть мадам Фонтен, перебирающую в руках ключи. Вместо этого она увидела нечто такое, что заставило ее ахнуть и в ужасе отпрянуть назад. Дрожа, она заставила себя снова посмотреть в глазок.
В коридоре напротив двери их квартиры, находившейся чуть дальше по коридору, стояли трое французских полицейских. Снова раздался тот же громкий стук, который разбудил ее: полицейский в форме колотил в их дверь. «Нет, татуш! мысленно прокричала она. Не открывай!»
Но дверь распахнулась, и появился отец, на нем был его лучший костюм, желтая звезда аккуратно прикреплена с левой стороны. Один из полицейских, державший в руках стопку бумаг, что-то сказал ему, но что именно, Ева не разобрала. Прижавшись ухом к двери, она кусала губы так сильно, что почувствовала вкус крови.
Где ваша жена? Ева услышала, как низкий голос задал этот вопрос. Другой офицер вошел в квартиру, оттолкнув отца в сторону.
Моя жена? Голос отца звучал на удивление спокойно.
Файга Траубе, сорока восьми лет, родилась в 1894 году в Кракове. Голос мужчины был напряженным от нетерпения.
Да, конечно. Она сейчас присматривает за детьми больной подруги.
Где? По какому адресу?
К сожалению, я не знаю.
Хорошо, когда она вернется?
Этого я вам тоже не могу сказать.
Ева слышала, как полицейские о чем-то тихо переговаривались друг с другом. Офицер, заходивший к ним в квартиру, появился на пороге и покачал головой.
А ваша дочь? снова спросил первый полицейский еще более сердитым тоном. Ева Траубе? Двадцати трех лет?
Она с матерью. Тон отца внезапно стал ледяным. Но она родилась здесь, во Франции. Вы не должны ее беспокоить.
Она в нашем списке.
Ваш список ошибочен.
Мы никогда не ошибаемся.
Неужели вы и правда считаете, что поступаете правильно? возмутился отец, повышая голос, и Ева услышала глухой удар и резкий вздох. Она снова решилась посмотреть в глазок и увидела, что отец зажал рукой нос. Один из полицейских ударил его. Ева стиснула кулаки, глаза защипало от слез, и она опять прижалась ухом к двери.
Хватит дерзить нам. Пойдешь с нами, сказал один из них. Или, если хочешь, пристрелим тебя прямо здесь. Если в поезд погрузят на одного еврея меньше, я не сильно расстроюсь.
Ева подавила вздох потрясения.
Разрешите мне собрать вещи, сказал ее отец.
О, не волнуйся. Мы вернемся и заберем все, что у тебя тут есть ценного.
Отец не ответил, Ева опять посмотрела в глазок и увидела, как он закрыл за собой дверь квартиры. Один раз он оглянулся через плечо и посмотрел на дверь в квартиру Фонтенов. Знал ли он, что она наблюдала за ним? Что она все слышала?
Но это было уже неважно. Не успела она и глазом моргнуть, как татуш скрылся из вида, а минуту спустя тяжело хлопнула входная дверь дома. Ева подбежала к окну, чуть отодвинула задернутые шторы и посмотрела вниз на улицу, заполненную темными полицейскими фургонами и целым роем людей в форме. Они выводили из домов мужчин, женщин и детей: некоторые были удивлены, другие рассержены, третьи плакали. Ева узнала Бибровских: двух маленьких ребятишек, Анри и Алину, и их родителей, Анну и Макса, а также Кросбергов пожилую пару, живущую в доме напротив, они всегда махали ей рукой, когда она утром шла в университет.
Ева, зажав рукой рот, чтобы заглушить рыдания, смотрела, как ее отца подтолкнули к фургону. Из кузова появилась рука, которая затащила его внутрь. Но прежде чем исчезнуть из вида, он посмотрел на дом, и Ева прижала ладонь к холодному стеклу. Он кивнул. И Ева решила, что отец увидел ее и воспринял ее молчаливый взмах рукой как обещание: она позаботится о мамусе, пока он не вернется.