И чего никто не то что не знает, а попросту не берёт в голову хотя все это видят каждый день и каждую минуту: он, Гриша Суходольский, весь в мать, в маму: и кудрями, и глазами, и всеми чертами.
И манерами укромными, женственными: он рос без отца.
Мать была в разводе вскоре после его рождения.
Мир, в котором умирают
В армии, в морфлоте, он целых четыре года
Зато от командования, с далёкого Севера, матери, Елизавете Михайловне, как же иначе, благодарственные письма!
Сам он, Григорий, в отпуск приезжал дважды и по месяцу.
В первый раз почти наголо стриженый!.. и ещё худее и теперь со строгостью какой-то особенной.
Второй раз приезжал уже пополневший и задумчивый
Оба раза как-то и где-то встречался со своей Зоей. Хотя та училась в областном городе, в пединституте.
По приезде и по уезде выпивал. Взрослый! Красного вина.
В конце службы, к весне, было от него матери письмо: мол, командование предлагает ему остаться служить на сверхсрочной
Тем более тем более у него там, в том военном городке есть подруга
Как всегда горда была Елизавета Михайловна своим сыном, но тут вдруг испугалась безотчётно, необъяснимо
Ответила ему в письме так что эти слова её старуха-мать запомнила: «Дорогое дитятко, возвращайся!»
Возвратился и за радостном застольем вдруг попросил вполголоса у матери: нет ли у неё «медицинского», ну, в смысле спирта.
Как не быть, налила стопку.
Поинтересовалась тут «кое о чём» с непривычным волнением
Сын ответил неохотно, мол, «там» был тоже спирт, правда, «другой»
И с первого же дня только от него и речей: жениться! жениться!
Как бы полагалось вернувшимся из армии первое дело: устроиться на работу
Но у Григория была другая ситуация: Зоя его, Зоя Смирнова, в это лето как раз оканчивала свой институт, и её должны были «распределить» куда-то, может быть, далеко отрабатывать три года
Что же, к концу лета у Григория подросли его кудри. Но уж не такие как бывало.
Ну и свадьба.
На свадьбе широкой, деревенской была даже дальняя родственница из Москвы: вся из себя городская необыкновенная: и платье, и губы, и причёска и самая красивая за всем столом
Она Григорию была ровесница Григорий поглядывал на неё грустно морщась
Молодые уехали на Урал.
Через три года вернулись. Уже с ребёнком.
Григорий там, в школе же, работал поскольку он без всякого образования физруком.
Остались бы в тех краях и навсегда но но Григорий стал запираться в спортзале с незамужней учительницей
Мир, в котором мёртвые в ожидании мечтаний
Суходольскому не дойти даже, что посреди деревни, до магазина.
Ноги болят.
А как бегал годами к его открытию помогать продавщице-подружке ящики таскать!
Семенит откидывает по-женски руку в сторону и вперёд ладонью: ну как, бывало, и его шустрая мать
Лежит. На диване в зале. С какой-нибудь книжкой или просто с телевизором. Тут и спит.
Зоя Викторовна уже завуч в местной, куда деваться, в родной, школе.
Сам Григорий тоже порабатывал до недавнего времени там: учителем трудового обучения.
Теперь выходит, что называется, на улицу только до верхней ступеньки на крыльце.
Иногда в доме он вдруг падает на пол.
Начинает темнеть лицом.
Жена мигом к нему с открытой уже бутылкой водки.
Закидывает его лысую голову.
Разжимает ему зубы приготовленной также заранее стальной столовой ложкой.
Вливает ему в рот
И он начинает краснеть моргать глазами залезает опять на свой диван
Однажды она, Зоя Викторовна, со свекровью, со старой Михайловной, и ещё с соседкой, тоже их, хозяев, когда-то одноклассницей, сидели разговаривали в прихожей.
И вот.
Суходольский подошёл к двери и через порог помахал уверенно, словно космонавт, им рукой!
Потом спокойно лёг на пол.
Ярославль. 3 и 5 сентября 2020
Прости и уйди
Не надо было её убивать
Много, много он всего разного наслушался и насмотрелся за эти восемь лет, а больше как бы само собой понялось: можно было бы просто дать ей по морде, потом, конечно, запить и, в конце концов, предупредить её, мол, только ещё раз посмей а убивать её, бабу, не надо было.
Он глядел вокруг глазами огромными словно бы из какого-то сна и словно бы в какой-то другой сон.