Тем более, начитанному Машкову, чуть выпьет, только бы поразглагольствовать об этом самом об искусстве.
Подрабатывал он, Верин, в пожарке сильный и дисциплинированный в простом расчёте при тревоге.
С самим, однако, начальником этой пожарной части, старшим лейтенантом, делился своей прошлой службой в столице в элитарных войсках.
Слово за слово. И выяснилось кое-что, прямо сказать, из ряда вон
Вот эта сотрудница «пожарки» невидимая, неслышимая, сидящая безвылазно в своём кабинете на каких-то документах
А у неё брат, родной её брат там, в Москве, в аппарате, трудно даже сформулировать должность, самого министерства!
Что как раз по профилю его, Верина, будущей профессии.
Забрезжило опять и уже не где-то и не как-то
Только, само собой, никому на свете об этом ни слова!
И женился.
Так устроена жизнь. Стержень её, жизни, её остов.
Ведь жениться всё равно надо
Так устроена правда.
То есть, раз уж жениться, то
Учиться вдруг стал он, на третьем более-менее свободном курсе, особенно усердно, чем вызывал у однокашников простодушные насмешки.
В рестораны, между тем, уже сам инициировал походы. И на пару чтобы «снять» с тем приятелем, кто поактивнее
Не упускать же взять, что можно взять!
На пятом курсе он уж с таким же ехидством, с каким в его адрес обращался Машков на первом курсе, напоминал этому самому Машкову его давнишние заповеди:
Не рвусь я грудью в капитаны и не ползу в асессора!
Тот подрабатывал теперь каким-то помощником декоратора в местном театре
После университета стало всё как никогда определённо: а именно поступательно.
Всё в смысле: в жизни.
Распределились кто куда.
Он, Верин, в милицию следователем. Сначала в райотделе, здесь же, в областном центре. Ведь тут теперь у него семья: жена и дочка.
Друзья-однокурсники на разные, тоже юридические, специальности.
С расчётом на что-то?.. А кто знает Что у кого на уме Никто ничего друг о друге, по правде, в точности никогда не знает
И не узнает.
Вот он, Верин.
Звание за званием, стал работать уже в областном следственном отделе.
Только бы на должности не на руководящей: чтоб нервы себе не трепать и не наживать себе на шею чужих просчётов.
И в партию не вступал не отдавать же просто так деньги: на те взносы живут люди, которые умеют жить вообще недосягаемо.
Потом и Москва.
Хотя семья, жена с дочерью, уже студенткой-историком, оставались в областном центре: дешевле и спокойнее.
А у него в столице для порядка и для здоровья имеется «постоянная».
Затем.
Дочь окончила вуз, но не выходила замуж не за кого.
Жена вышла на пенсию и была на заслуженном отдыхе.
Затем.
В Москве он, Верин, знал только тех, кто его знал.
И его, Верина, знали только те, кого он, Верин, знал.
Служил.
Работал.
Должность за должностью.
И всё, как и должно быть!
Дослужился.
Получил генерала.
Получил большую звезду
И дочь вышла замуж, в смысле за рубеж.
Затем.
Затем
Да какое теперь там: затем
Пенсия! Как сравнишь с другими служаками областными так губы сами туго сжимаются
Только как всегда ни-ни!
Он вышел в отставку.
Купил ружьё.
Охота ведь под стать всему опыту жизненному: всё даром кого подстрелил, то и твоё.
Тем более, по лесам и среди полей есть деревни совершенно пустые в этих деревнях дома совершенно заброшенные в тех домах, где-нибудь на чердаках, среди всякого хлама иконы, самовары самые настоящие!..
И всё он один. Кого бояться бывшему боксёру, да и с ружьём.
Один
Номер мобильника разве кое-кто из бывших здешних коллег знает.
А если кому-то приспичит из одноклассников так на то есть дома стационарный телефон и жена возле него.
По некоторым проблемам и сам он, Верин, случается, кому-то позванивает
Как оказалось, в жизни, вообще-то говоря, две заботы продукты питания и собственное здоровье.
Только это, хочешь не хочешь, теперь и брезжит
Он, Верин, в одной деревне, по совету старого университетского товарища Пичугина, у тамошнего соседа Пичугина покупает поросёнка. Тот сосед разводит на продажу.
Сначала приедет посмотрит, выберет, так сказать, примет
Поросёнок не отравленный: не какой-нибудь «гэмэо».
Теперь он с Пичугиным из всех сокурсников-однокашников только и общается.