Загадочная и тёмная история, мой милый Генрих, только это и смог вымолвить мой спутник.
Четыре дня спустя мы обедали вместе с комиссаром полиции господином Фричем в ресторации Феликса Баумгартнера, которая располагалась в здании местного Кургауза. Надо сказать, что подобное заведение пользовалось большой популярностью и было на хорошем счёту не только у курортной публики, которая обычно бывает крайне привередливой в вопросах аутентичной гастрономии, но и у местных баденцев, к слову сказать, избалованных не меньше приезжих гостей.
Не говоря уже об отличном выборе местных и заморских вин и настоек, гостям неизменно предлагались такие филигранные кулинарные штучки, как седло шварцвальдской косули в винно-можжевеловом соусе с гарниром из местной домашней лапши, по виду больше похожей на ньокки, чем, собственно говоря, на саму лапшу; жареный в миндале рейнский судак с исключительно нежной по вкусу отваренной спаржей; тушёные в смоковно-горчичном соусе кабаньи щёчки с пастернаком; паштет из жаворонков с вяленым виноградом; печёные в травяном масле улитки и многое другое.
Когда мы перешли к блюдам из дичи и кельнер наполнил наши бокалы ароматным пино нуаром, комиссар Фрич как-то странно пшикнул из-под своих кустистых усов, затем поднял палец вверх, и еле слышно изрёк: