Вот, доехали, сказал таксист, когда автомобиль затормозил у подъезда Андрея, буду признателен, если поставите оценку.
Андрей злобно взглянул на него и выбежал из машины. Он даже не помнил, как взобрался по лестнице на седьмой этаж. Ключи, как назло, не слушалась, когда он пытался открыть дверь.
Мама? испуганно позвал Андрей, победив, наконец, замочную скважину и вбежав в квартиру.
В квартире было темно и, как ему показалось, пусто. Будто никто и не жил в ней. Становилось ещё тревожнее.
Мама! ещё громче позвал Андрей.
Никто не отвечал.
Он прошел на кухню. Ужин был не тронут. В гостиной тоже никого не было. Вера Борисовна должна была уже откликнутся, даже если спала.
Мама Андрей открыл дверь в комнату Веры Борисовны и увидел силуэт на полу темной комнаты.
Вера Борисовна лежала на полу с телефоном в руках. Она пыталась кому-то позвонить, но, видимо, не успела. Произошло что-то ужасное. Андрей понимал, и от этого становилось только хуже. Включив свет, он сел на колени перед лежащем на полу телом. Что делать, он не знал. Она не дышала, пульса не было, лицо застыло в болезненной гримасе, пальцы казались неестественно скрюченными. Андрей попробовал приподнять маму, но всё её тело будто бы противилось этому. Она казалась тяжелой и холодной, отчего все органы внутри сжимались, отдавая глухой болью где-то в середине груди. Андрей почувствовал, как слезы наворачиваются на его глазах. Он уехал, оставив её одну, он в этом виноват. Прижавшись к остывающей груди матери, Андрей громко зарыдал, поливая слезами шелковую пижаму Веры Борисовны.
Скорая приехала через пятнадцать минут. Все это время Андрей прорыдал на груди у матери, а когда врачи уложили её на носилки, даже не смог с первого раза встать на ноги. Все тело тряслось, казалось ватным, а внутри всё будто бы оборвалось, и весь мир резко потемнел. Врач что-то спрашивал у Андрея, а он лишь пустыми глазами смотрел, как остывающее тело укрывают с головой чем-то черным.
Реанимировать Веру Борисовну не удалось, выяснить причину смерти тоже, даже время смерти не смогли сказать. Врач, приехавший на вызов, сидел и что-то заполнял, держа на коленях чемодан. Полицейский что-то обсуждал с другим, похожим на полицейского, и время от времени тоже что-то записывал. И только Андрей, медленно опустившись по стене на пол, не понимал, что происходит. Он что-то отвечал на вопросы, не отводил взгляд от прикрытого тела матери и чувствовал, как глубокая тоска охватывает все вокруг.
Врачи, полицейские и ещё кто-то в формах вели себя спокойно, что даже возмущало. Любезно переговаривались между собой, иногда подшучивали, называли закрытое тело мамы трупом. Андрей почему-то понимал, отчего они так себя ведут, но всё равно не мог их за это простить. Осознание смерти родного человека приходило волнами: сначала не верилось, что все это произошло, а после не верилось, что там, на носилках лежит именно Вера Борисовна. Не верилось и в то, что сейчас её отвезут в морг, а не в больницу, ещё большую горечь вызывал тот факт, что уже никто не сможет её помочь.
Глава 4. Похороны, ссоры и откровения
Прошло три дня. День похорон выдался, как и ожидалось, жарким и душным. С самого утра солнце светило в окна опустевшей квартиры Андрея. С самого утра заходили друзья и знакомые Веры Борисовны, чтобы попрощаться и хоть как-то поддержать её сына. Высокая температура на улице и духота в доме делали гостей злыми и недовольными до такой степени, что тошнило. Лицемерные вздыхания, банальные вопросы «Как же так?» и невыносимо жалостливые взгляды в сторону Андрея. Все это приходилось терпеть, потому что скорее всего так хотела бы мама.
Почти все время он провел на балконе, выкуривая сигареты одну за другой. Видеть кого-то, общаться не хотелось вообще, да и смотреть на лежавшую в гробу маму тоже. Андрей всё ещё винил себя, хотя где-то в глубине души к нему почему-то приходило несвойственное облегчение. День обещал быть непростым, но больше всего он ждал его окончания, чтобы прийти в квартиру и, наконец, остаться одному. Все эти три дня он почти не мог спокойно обдумать случившиеся. То Герман заходил, то сестры мамы телефон разрывался каждые десять минут от входящих всем хотелось вызвать на разговор Андрея, вытянуть наверх его эмоции, а он просто молчал. Что-то говорить, жаловаться на ноющую боль в груди ему казалось таким бессмысленным.
Прощальную церемонию на кладбище всем хотелось ускорить. Траурно черные одежды и почти адская жара как бы ни хотелось, несочетаемые вещи. Все это понимали, но ничего не говорили, будучи тактичными и воспитанными. Место на этом почти забитым могильными плитами кладбище Андрею помог выбить Герман. Через свои связи и знакомства у него даже получилось сэкономить. Важно ли это было для Андрея? Возможно, но не сейчас. Он поблагодарит друга чуть позже, когда сможет все осознать и вернуться к обычной жизни.