Из Груеца полк был переведён в БялаПодляску, поближе к Брест-Литовску узловой станции и одному из главных пунктов человеческого, конского и снарядного питания.
Офицеры свой полк называли летучим: в первый бой вступили в Восточной Пруссии, под Гумбинненом, понесли потери, были пополнены, потом бились под Варшавой, а потом в самом конце октября встретили германца на стыке 2й и 5й армий там, где польский городок Лович, драгуны шутили: «Ло́вичнело́вич».
В августе 1914 года полк воевал в составе 1й армии генерала Ренненкампфа. Под Варшавой был во 2й обновленной армии генерала Шейдемана, а после Лодзинской битвы оказался в 5й армии генерала Плеве. А всё потому, что в верхах был непорядок и частые перемены. В самом начале войны изза поражения в Танненбергском сражении в Восточной Пруссии застрелился командующий 2й армией генерал Самсонов, с поста главнокомандующего СевероЗападным фронтом сняли генерала Жилинского, изза разногласий с новым командующим СевероЗападным фронтом генералом Рузским убрали генерала Ренненкампфа, после Лодзи в отставку отправили генерала Шейдемана Так по секрету между собой говаривали офицеры полка. Им казалось, что по секрету, а от денщиковто от своих куда было деваться. Вот драгуны про всё и знали, только с мудрёными фамилиями генералов у них были трудности, не могли их ни запомнить, ни выговорить, кроме Самсонова, да худобедно Русского, в смысле Рузского.
За бои в Восточной Пруссии под Гумбинненом Иннокентий Четвертаков и его друг вахмистр Сомов получили свои первые серебряные Георгиевские медали. Вручали торжественно перед строем полка до начала Лодзинского сражения в том самом Ловиче. По этому случаю они с вахмистром раздобыли польской водки со зверобоем, жидовскую брать не стали, угостились сами и угостили товарищей. Про это вызнал вахмистр 1 эскадрона Федька Жамин сучий потрох, и доложил командиру 2-го эскадрона ротмистру фон Мекку. Тот отчитал Жамина за доклад не по подчинённости, сказал о правильном по уставу, но подлом по сути поступке командиру 1-го эскадрона подполковнику Вяземскому. Вяземский, толькотолько принявший эскадрон, учёл, но оба командира этот случай спустили с рук, потому что и Сомов, и Четвертаков показали себя как отличные драгуны. А в боях в предместье Ловича Иннокентий Четвертаков снова отличился, там из седла он застрелил восемь немцев, из которых были два офицера, и всё с дистанции 100150 шагов, и этим подтвердил своё умение, бесстрашие и геройство.
***«Чётта ему от меня надобно?» подумал Иннокентий про вахмистра Жамина, принюхался и поднял голову в воздухе поверх исходившего изпод ног запаха навоза чувствительно тянуло окалиной. Что ли недели две тому назад хорошо метель прошлась, и на дорогах навоз, а где живут люди, так там и печную гарь присыпало свежим снежком, потом погода успокоилась, потом всё растаяло, а потом и подморозило. И снова белое стало ржаво-рыжим от навоза и печной гари.
Сегодня 2 февраля Сретенье.
«Сретенье! вёл кобылу Иннокентий и думал. Как про это сказывал отец Василий? «И встретилась Богородица со старцеммудрецом, и сказывал ей старец, што несёт она на руках своих новорожденного младенца сына самого Господа Бога!» и вдруг услышал:
Кешка! Тайга! Он вздрогнул.
Задумавшись, он почти прошёл мимо ворот жидовской кузницы, в которой пристроился этот чёрт из табакерки эскадронный кузнец Семён Евтеевич Петриков. «Лешак c горнила!» подумал про него Иннокентий и стал поворачивать Красотку, а та вдруг упёрлась.
Из ворот кузни выбежали жидинята, одетые один другого чуднее в вывороченные нагольные короткие кожушки, ухватили из рук Четвертакова Красотку с обеих сторон за оголовье и потащили в ворота.
«Порвут засранцы оголовьето, и так на соплях держится».
Однако Красотка перестала упираться, и послушно пошла. «От бесово отродье, с улыбкой подумал Иннокентий про сыновей хозяина кузницы, двух мальчишек, десяти и двенадцати лет, если на глазок. Надо было им сахару, чё ли, прихватить».
Мальчишки подвели Красотку к коновязи, ловко сняли оголовье и отдали в руки эскадронному седельнику, молчаливому драгуну, которого в эскадроне не звали по имени, потому что он на имя не откликался, и накинули верёвочный недоуздок.
Из кузницы вышел хозяин, большой мужчина в сапогах, штанах, кожаном переднике на голое тело и кожаных наручах, и обратился к Иннокентию: