Письмо Дюк прочёл сначала про себя, а затем вслух, для своей помощницы.
Что же они хотели проникнуть в дом, а сторож им помешал? задумчиво произнесла Инга.
Вполне возможно, что и так! Получается, что утром ему не удалось пройти к Ангору, и вот, спустя несколько часов, они уже кружат вокруг дома. Видимо, проникнуть внутрь им так и не удалось, и на другой день этот наш незнакомец вынужден предпринять разведку и наводить справки у соседей.
Они! Но, до сих пор ведь речь шла об одном растеряно промолвила дознавательница.
А вот это, наверное, самое важное в этом сообщении! Здесь был второй, а, быть может, он здесь и остался! Ведь известно доподлинно про отъезд только одного из них!
Как загадочно!
Это, уважаемая Инга, еще не очень загадочно! Если будешь и дальше служить в канцелярии убедишься в этом.
Только я не понимаю, Дюк, Инга как-то невзначай упустила из речи общепринятые слова «сударь» или «уважаемый», зачем доискиваться до истины, если, как говорит комиссар Стах Торн, лучше пребывать в неведении?
Так нам по роду службы положено доискиваться! пробурчал Дюк. Другое дело, что ежели тебе начальство указывает, где твоему знанию будет предел положен, так надо внимать этому! Просто мне в своё время этого не указали. Не успели.
Заинтригованная Инга со всем вниманием ловила каждое слово своего начальника. Тот помолчал, отпил еще вина из бокала и стал диктовать донесение Стаху. Закончили они спустя час. Оставался час до полуночи.
На площади Искателей всегда стоят в ожидании два или три извозчика, сказала Инга, вставая из-за стола и вскидывая на Дюка вопросительный взгляд. Так что не составит труда уехать на свою квартиру, или мне остаться? Если я вас не стесню.
Не стеснишь, конечно, останься! произнёс пристав. А завтра с утра отвезешь донесение Стаху.
Он погасил все свечи, оставив гореть только висящую масляную лампу. В её тусклом свете обстановка кабинета представлялась таинственной, огромные тени, отбрасываемые хозяином и его гостьей, ползли по стенам и потолку, подчиняясь движениям лампы, покачивающейся на чуть заметном сквозняке.
Дай мне вина, сударь Дюк! попросила Инга. Пристав наполнил второй бокал, вручил дознавательнице и произнёс:
Хочу всё же выпить за обретение знаний и познание скрытой истины! Кстати, давно хотел угостить тебя вином. Это весьма неплохое, с Эрерского побережья
Глава 3. Тот, кто решает
Было девять часов утра, когда Дюк и Инга вышли из парадного подъезда дома. Утро было солнечным и свежим после прошедшего ночью дождя. Во всём чувствовалась близость лета. Листья каштанов, растущих вдоль всего Тенистого бульвара, громко шелестели над головами, колыхаемые лёгким весенним ветерком. Дюк увидел впереди извозчика и замахал ему рукой. В подъехавший экипаж Дюк посадил Ингу, которая покатила с написанным вчера донесением к казённому гостиному дому, в котором пребывал чрезвычайный комиссар Стах Торн, сам же следственный пристав решил пройтись до службы пешком. Шагая по тротуарам, сворачивая с одной улицы на другую, он размышлял. Вчера, после написания донесения и после двух бокалов вина думать не хотелось совершенно, тем более в присутствии его гостьи. Впрочем, ничего принципиально нового вчерашнее письмо Златана не добавило, за исключением того, что в Яснодолье, вполне вероятно, остался еще компаньон, или же сообщник приезжего незнакомца. А может, и не остался, а просто уехал другим путём, никем не замеченный. Во всяком случае, сейчас надо зайти в здание городской стражи и, выведав поподробнее его приметы, поручить всем уличным стражникам, будочникам и привратникам обращать внимание на мало-мальски похожих людей. Город маленький, если он еще здесь никуда не денется.
Златан сидел в присутственном месте, в большой и унылой комнате, за столом, на котором стояла чернильница, стакан с гусиными перьями и лежало несколько листов писчей бумаги. За соседним столом сидел северянин Корд, старший инспектор городского Сыска. Когда Дюк зашел, Златан как раз что-то выспрашивал у него.
Так его вообще кто-то видел? Или к этому времени все уже разбежались?
Те, кто видел разбежались. Там был только один напуганный мужик, работник из мастерских, который сам ни его не видел, ни того, что случилось, а только знает тех, кто видел.