Но начались неожиданности. Появились по весне, когда уже пройти по тайге можно, две бабы. Это впервые, и я прежде всего глянул, все ли в порядке со штанами. Уже после я узнал. Мои два пришельца, как водится на Руси, мне совершенно не поверили. А бабам рассказали расхожую байку про бандита, что отмаливает свои грехи. Да так истово, что Дух святой наделил его способностями врачевать. И тут же приводили пример: я им зверобой с солодкой на ноль пять белого поясницы как не бывало.
Мужики истово клялись, бабы им с перепугу и от волнения белого наливали. Почему-то после второй объемной рюмки поясница у всех проходила.
Но, слава богу, до меня добираться не менее сорока километров. Да не по ровной тропе. Так что я особо никого и не ждал. Эти две тетки не в счет. Я их попросил чаю сделать да рыбку сварить. Это очень хорошо, когда тебе кто-то готовит. Да вкусно. Да рыба царская.
Ну, бабы осмелели и подъехали ко мне с ахами да охами. Никто им, горемычным, не помогает.
«Мужики все на охоте либо лес сплавляют. А мы, бабы, одни. И у нас с рождением детей плохо. Ты бы дал какой отвар, чтобы мы понесли, уж прости нас, святой отец».
Вот так я стал святым отцом. И совсем обнаглел. Говорю первое, что приходит на память из нашей ботаники за восьмой класс.
«Значит, возьмите маралий корень. Дай его мужику с чаем после баньки и сразу тащи его в постелю». «И чо, сладится?» «А это как уж Бог управит».
Ну, бабы ушли я, конечно, тут же этот весь бред забыл. Но то, что живые души мелькают раз в два-три месяца, это хорошо.
Неожиданность случилась после появления мужика лет под пятьдесят. Охотника.
Он поздоровался, большой мешок скинул и стал выгружать такое, что я не видывал никогда в нашей дворовой, а затем геологической бродячей жизни. Появились золотые от копчения хариусы, осетрина, навага жареная, лосось копченый и хорошие шматы сала с мясом. Верно, я что-то наделал. Подумал и пощупал нож был на боку. Но все получилось гораздо лучше, чем я пугался
(Что на Арнольда совсем непохоже.)
Мужик объяснил: после визита ко мне двух баб и моего рецепта (уж что я им говорил и не помню) бабы понесли. А это дар, как водится, от мужей, кои уже и не чаяли такой благодати.
Слава понеслась, понеслась. Называть меня стали Питиримом, и все шептали: «Помоги, старче, помоги, старче, помоги»
Я точно понял: россиянину в глубинке нужно только простое человеческое сочувствие. Например, если мужику жена тихонько так шепчет: «Какой же ты у меня умница. И умелец. И заботец» он и расцветает. Хоть сейчас лети к нему, пчела, да пыльцу собирай.
А ежели как Рита? Тогда беда. Недаром в еврейских книгах написано: «Плохая жена хуже дождя». И я бы пропал, ежели бы не бежал на Алтай. Да в пещеру.
И Арнольд потребовал ликеру. Шел десятый час вечера. Официантки скользили мимо нас.
А мне казалось, что это я, забыв мирскую суету и этот чертов склерозус вульгарис, кипячу в пещере чайник, завариваю травки и ставлю в плошки для охлаждения. И ничего больше не надо, только иногда слышится мне басок: « Много разбойники пролили крови честных христиан»
* * *И последнее.
Арнольд засмеялся и сказал мне шепотком:
Слушай еще одно сказание Питирима, хо-хо.
Когда не хочешь, тогда все и приходит. Я имею в виду мирскую славу.
Однажды пришла женщина. Из Вяток, это так километров двадцать пять двадцать семь, не больше. Я же вообще далеко не ходил. Столько оказывается дел и делишек, что не успел оглянуться уже стемнело.
Короче, пришла женщина. С ружьем, а иначе в тайге страшновато. Сразу попросила чаю и говорит: «Вот у меня какая история, старче. Детей нет, а мне уже скоро сорок. Супруг хороший, и все у нас ладно, но Богу все недосуг, видать, на нас оборотить око свое святое. И травки я пила, и мужа в бане парила, и водки беленькой выпили аж больше ведра. И все мимо. Помоги, старче. Уж я и муж мой рассчитаемся с тобой по-царски».