Смотрите, он еще плачет, внезапно раздался голос Маргариды, которая указывала на Арнау. Это он виноват в том, что с тобой произошло, добавила она, обращаясь к своему брату Женису. А ты не плакал, когда упал с лошади по его вине, соврала она.
Жозеф и Женис сначала никак не отреагировали на ее слова, но потом стали насмехаться над Арнау.
Плачь, детка, бросил один.
Да, плачь, детка, повторил другой.
Арнау видел, как они показывали на него пальцем и смеялись.
Но у него не было сил остановиться! Слезы катились у него по щекам, а грудь вздымалась от всхлипываний. Протягивая руки, Арнау снова и снова показывал веревку и карабин, в том числе и рабам.
Вместо того чтобы реветь, ты должен был бы попросить прощения за свою небрежность, строго произнесла баронесса, поворачиваясь к своим приемным детям.
На ее губах появилась злорадная улыбка.
Прощение?
Арнау вопросительно посмотрел на отца.
За что?
Бернат не сводил с баронессы пристального взгляда. Маргарида продолжала показывать пальцем на Арнау и шушукалась со своими братьями.
Нет, запротестовал Арнау. Мне не за что просить прощения. Упряжь была в порядке, добавил он, кладя веревку и мушкетон на землю.
Баронесса вновь принялась размахивать руками, но остановилась, когда Бернат вдруг решительно шагнул ей навстречу. Жезус схватил его за руку.
Не забывайся, она из знати, шепнул он ему на ухо.
Арнау с тоской посмотрел на всех, кто стоял у конюшен, и побрел прочь.
Нет! закричала Изабель, когда Грау, узнав о случившемся, решил расстаться с отцом и сыном. Я хочу, чтобы Эстаньол остался здесь и работал на твоих детей. Я хочу, чтобы он все время помнил, что мы еще не решили, прощать его сына или нет. Я хочу, чтобы этот ребенок при всех попросил прощения у твоих детей! А если ты их выгонишь, я никогда этого не добьюсь. Сообщи ему, что Арнау не сможет приступить к работе, пока не попросит прощения!.. Изабель кричала и яростно жестикулировала. Скажи Бернату, что до тех пор, пока его сын не извинится, он будет получать только половину платы. И предупреди его, что, если он будет искать работу в другом месте, мы сообщим всей Барселоне о случившемся и ему никогда не удастся найти себе место. Я желаю услышать извинения! требовала она в истерике.
«Сообщим всей Барселоне»
Грау почувствовал, как мурашки побежали по его телу. Столько лет он пытался скрывать своего зятя, и теперь теперь его жена хотела, чтобы вся Барселона узнала о его существовании!
Прошу тебя, будь благоразумной, только и сказал он.
Ничего другого ему в голову не пришло.
Изабель посмотрела на мужа налитыми кровью глазами:
Я хочу размазать их по земле!
Грау собирался что-то ответить, но внезапно замолчал, поджав губы.
Благоразумие, Изабель, благоразумие, сдержанно произнес он после паузы.
И все-таки Грау уступил требованиям капризной супруги. Гиамоны уже не было в живых. И потом в его семье не было родинок, всех их знали как Пучей, а не как Эстаньолов!
Когда Грау вышел из конюшен, Бернат услышал от главного конюха о новых условиях работы.
Отец, этот поводок был в порядке, оправдывался Арнау ночью, когда они остались втроем в своей маленькой комнате. Я вам клянусь! говорил он, глядя на молчащего Берната.
Но ты не можешь доказать этого, вмешался Жоан, который знал о происшедшем.
«Мне не надо клясться, сынок, я знаю, что ты прав, подумал Бернат. Но как я могу объяснить тебе?..»
Бернат вспомнил, как у него похолодело внутри, когда он услышал слова сына: «Я не виноват и не должен извиняться».
Отец, повторил Арнау, я клянусь вам.
Я верю тебе, сынок. А сейчас спи помедлив, ответил Бернат.
Но попытался возразить Арнау.
Спать!
Арнау и Жоан погасили светильник, но Бернату пришлось долго ждать, прежде чем он услышал спокойное дыхание детей, свидетельствующее о том, что они наконец заснули.
Как же ему сказать сыну, что хозяева требуют от него извинений?
Арнау Голос Берната задрожал, и мальчик, который одевался утром, собираясь на работу, удивленно посмотрел на отца. Грау Грау хочет, чтобы ты извинился; в противном случае
В глазах Арнау застыл немой вопрос.
он не позволит, чтобы ты вернулся работать в конюшни.
Не успел Бернат закончить фразу, как увидел, что лицо сына стало серьезным. До сих пор ему не приходилось видеть его таким.