Инспектор молчал, хмуро глядя на меня. Я легонько побарабанила пальцами по столу. Отвечать он мне не намерен, объяснять что-то тоже. Так какого чёрта я тут делаю?
Итак? невинно поинтересовалась я после непродолжительного молчания.
Сейчас ваш чемодан принесут, сквозь зубы выдавил он.
О, не беспокойтесь, сеньор, с очаровательной улыбкой легко сказала я. Окажите любезность, прикажите доставить его в ту гостиницу, что вы порекомендовали.
Надеюсь, вам там вполне удобно? ядовито поинтересовался он.
Вполне. Спасибо за заботу, проворковала я, и снова улыбнулась.
Лицо инспектора снова перекосило.
Ведь вы окажете мне эту услугу? ворковала я, слегка наклонившись к нему. В вырезе моего платья ему очень хорошо была видна моя грудь. Я нежно прикоснулась к его сжатой в кулак руке. Он резко вскочил. Я тоже встала, невинно хлопая глазами.
Что ж, не буду вам мешать, нежно сказала я, и направилась к двери. За моей спиной я слышала тяжёлое дыхание инспектора, как будто он сейчас разгружал вагоны вручную.
Подойдя к двери, я вспомнила, что ведь это он меня вызвал, и хихикнула. Не смогла удержаться. Уж больно смешно было смотреть на его бешенство.
Когда я уже выходила, он вдруг опомнился.
Погодите! крикнул он. Вернитесь!
Я повернулась с нему с лёгкой недоумённой улыбкой.
Пожалуйста, выдавил он, словно давясь этим словом.
Я закрыла дверь и вернулась к столу. Сев, я снова закинула ногу на ногу, демонстрируя свои безупречные коленки. Он с минуту глядел на них, но потом, словно очнувшись, медленно сел. Краска с его лица столь же медленно сходила. Бесцельно перебирая бумаги, он словно собирался с мыслями. Наконец он поднял на меня глаза. Злобы в них не было. Была бесконечная усталость.
Ваш чемодан и ваши вещи я обыскал ещё вчера, начал он. Как и машину. Немного крови только на заднем сидении, где вы и говорили. Техники рассматривают машину на предмет повреждений, что могут образоваться при наезде. Вечером и ночью я связывался с полицией Швейцарии. Криминального за вами ничего нет, кроме просроченных штрафов за парковку и одного за превышение скорости. Вы убийственно законопослушны, произнёс он с таким видом, как будто это был порочный недостаток, и поднял на меня пронзительный взгляд.
Я вздохнула, состроив смиренную физиономию.
Мне некогда планировать противоправные деяния у меня другая работа. А воплощать их в жизнь не остаётся ни того же времени, ни сил.
И кем вы работаете? спросил он, всем видом показывая, что любое название, какое бы я сейчас ни сказала, недостойно называться работой. Я откинулась на спинку жёсткого стула и сложила руки на груди.
Название вам ничего не скажет, презрительно сказала я, отбросив маску показного смирения. Какого чёрта! Он меня на лжи подловить хочет? Он ведь запрашивал обо мне сведения! Слишком много пришлось бы объяснять и пояснять. А у меня нет такого желания.
Я сверкнула глазами и надменно вздёрнула подбородок. Вот ещё! Стану я тут распинаться перед таким хамом!
Он глумливо улыбнулся и что-то записал. Затем, повертев ручку в руках, откинулся на спинку стула.
Итак начал он.
А дальше пошёл форменный допрос. Он поглядывал на бумаги на своём столе, словно старался поймать меня на лжи и противоречиях. Я спокойно отвечала на его, градом сыпавшиеся вопросы, хотя всё это я ему рассказывала вчера. При чём, сама. Меня стала постепенно раздражать такая его манера: я не преступница, не подозреваемая, никаких обвинений мне не предъявлено, чтобы так себя со мной вести! Я потихоньку закипала и стала отвечать резче и грубее. Видимо, он к тому и стремился довести меня, чтобы я со злости, потеряв бдительность, проговорилась о чём-нибудь. Но нового я ему всё равно не сказала. Чем его явно разочаровала. И после часового блиц-опроса он, наконец, меня отпустил. Я была зла, как чёрт. Закрывая за собой дверь, я была готова накинуться на первого же полицейского. Знакомый лейтенант случайно попался на моей дороге, когда я шла к выходу. С озабоченным видом он пытался прочитать сразу несколько бумажек на ходу.
Вы не могли бы мне сказать, прошипела я над его ухом, схватив за рукав. Почему ваш инспектор видит во мне Бог знает, кого он видит. Но обращается так, как будто я ограбила его, изнасиловала и убила его дочь! В чём дело?