А ты не забыл, что мне скоро пятьдесят? Ещё несколько лет, и лицо у меня сморщится как печёное яблоко, я согнусь в три погибели, подхвачу трясучку, стану неопрятной и противной.
Ты никогда не станешь противной. Ты такая же красивая, как прежде двадцатилетним фору дашь
Полно, полно! Я ведь не жалуюсь, что у меня в жизни вечная стайка. Просто иногда мне становится страшно! Двадцать лет назад моей маме было столько же, сколько мне сейчас, а её давно нет. Эти двадцать лет промелькнули так быстро, словно я не жила, следующие двадцать пройдут ещё быстрей, и всё! Зачем жила? Хочется зацепиться за что-то хорошее, найти такое, что успокоило бы, примирило с неизбежностью У тебя разве нет такого?
Есть. Да ещё как есть! Но ответа нет. Да и как ему быть, если умнейшие из умных за тысячи лет ничего не поняли. Куда уж нам с тобой Помню, в десятом классе я писал выпускное сочинение «Поиск смысла жизни Пьером Безуховым». Мне было семнадцать, и жизнь передо мной сверкала безбрежным морем. Я всё знал и ни в чём не сомневался. На шести листах я доказывал, что смысл в том, чтобы жить для людей. Сейчас, когда жизнь прошла ошеломительно быстро, противоположный берег совсем рядом, он тёмен и страшен, я уже так не скажу. А десять лет назад я прочитал дневники Льва Толстого и его «Исповедь». Оказалось, что он сам в мои годы не знал, зачем живёт; как и я, боялся смерти и от ужаса перед ней думал о самоубийстве. В то время, когда я умничал на тему, какой такой смысл жизни искал Пьер Безухов, Лев Толстой давным-давно сформулировал ответ: смысл жизни в том, чтобы спокойно и радостно идти навстречу смерти. Такого душевного состояния, можно достичь только поверив, что жизнь продолжится за земными пределами. А я не могу поверить. Наверное, смерть страшит нас с тобой оттого, что мы не верим
Ну давай остановимся на том, что мы живём для Юльки, Матвейки, наших правнуков. Предоставим им найти ответ.
Да, может лет через двести наши потомки точно ответят зачем мы жили, трудились и страдали. Хотя мы ведь не ответили чеховским трём сёстрам, а они на нас надеялись.
Давай, кончай философствовать, мы с тобой ещё бутылки не уложили.
В сенях топот это приходят за молоком наши покупатели. Их много человек двадцать. Я вытаскиваю из холодильника наполненные вечерним молоком полторашки2 и укладываю в большую дорожную сумку. Охлаждённое вечернее молоко мы продаём на минирынке в Райцентре, где у нас тоже есть постоянные покупатели, и куда нас поочерёдно то Оксану, то меня подвозит попутно Наталья Фёдоровна. Она работает в районной администрации и ездит на службу на личной «Тойоте».
Вытаскиваем сумку в сени. На пороге появляется Зина Перелесова. Ей семьдесят пять лет. Прожитые годы не украшают её: на голове не благородная седина, а давно нечёсаные короткие волосы непонятного цвета, она трясётся от перенесённого сорок лет назад бруцеллёза, а один глаз больше другого, наверное, от глаукомы. Ходит Зина с палкой, которая долгие годы служила черенком в чьей-то лопате, моется редко, особенно зимой, потому что в доме её холодно: во-первых, от того, что он ветхий, во-вторых, от того, что неисправная печь дымит и плохо греет какое уж в таких условиях мытьё! С Зиной входит такой запах, что кажется, будто нас посадили в коптильную камеру.
Юююра, тянет она, что мне делать? Опять приходила эта Ниночка. А какая она Ниночка! Она парень. Отобрал у меня деньги. Я третий день голодом сижу.
Оксана подаёт её банку с молоком, приносит из кухни полбулки хлеба.
А можно позвонить в милицию? У меня в подполе издеваются над женщиной. Она всю ночь кричала я спать не могла! Пусть бы приехали.
После, после, Зинаида Семёновна, сейчас некогда И внук ещё спит, говорю я.
Ну, ладно, приду позже.
Зина уходит, стуча своим черенком.
А ведь придёт!
Что же делать, не прогонять же! Она не виновата, что больна, говорит Оксана.
Сигналит машина. Я хватаю ручку сумки с одной стороны, Оксана с другой, бежим через поляну к Солдатовым. За рулём важно восседает Наталья Фёдоровна в синем офисном костюме.
Здравствуй, Юра, говорит она, выпуская в открытое окно струю дыма и стряхивая пепел с тонкой сигареты.
Здравствуй, Наташа.
Витя, ты помнишь мои задания? спрашивает она подошедшего Виктора Игнатьевича.
Помню, Наташа.
Всё, поехала! Наталья Фёдоровна даёт газ и выводит плавно покачивающуюся «Тойоту» на дорогу.