Доколе? Доколе над людом православным измываться будете, нехристи? Нешто души свои сатане напрочь продали и ничего человеческого в вас не осталось? Когда воровать перестанете, суки рваные, когда уж нажрётесь вы ворованным? Грядёт божий суд! орёт он, руки к потолку вздымая как актёр в телевизоре. Грядёт суд высший, и покарает вас господь по всей строгости небесного неподкупного законодательства!
У меня от его криков аж спина похолодела, но остальным выступление мужика не приглянулось, видать.
Хорош дурку валять, Генка! с хохотом орут ему из зала «единоутробные». Ты эту речь намедни уже толкал, хватит зря глотку драть! Ты чего-нибудь новое состряпай поинтереснее, а уж потом на трибуну лезь! Председатель, лиши его слова и пинка под задницу дай!
Мужичка с трибуны спихнули бесцеремонно, и на его место сразу вскарабкался толстый скоморох в ярких одёжах. Этого слушать было веселее: он всех и каждого матом изругал, с песнями и прибаутками на трибуне поскакал-поизгалялся, потом разошёлся вконец и председателю в харю плюнул. А когда за ним охрана погналась, он умудрился и их всех заплевать прежде, чем его изловили, угомонили и на место спровадили. Все в зале аплодировали и со смеху по полу катались, и я вместе с ними. Радостно мне стало, как в хорошем цирке на представлении.
И вдруг выходит откуда-то из тёмного уголка пред очи присутствующих никто иной как наш премьер-министр. Его появления никто не ожидал он потихоньку, без предупреждения наведался и потому, видать, увиденное его немного обескуражило.
Что ж это такое тут творится? спрашивает он, растерянно глазами моргая. Лично я наивно предполагал, что Боярская Дума разными нужными думами занимается и прекрасные законы в жизнь претворяет, а вы, оказывается, только зря государственный хлеб с маслом жрёте! Вот ужо скажу государю нашему, чтобы разогнал он вас, скотов бесполезных станете на паперти милостыню просить!
Брось врать-то, Митька! орут бояре. Это ты первее у нас милостыню начнёшь просить, а нам до милостыни как до Киева на танке! Поезжай подобру поздорову отседова, не нарушай наш жизненный уклад привычный.
Покраснел от возмущения премьер-министр, планшетом как иконой на них машет и пищит испуганно:
Вы мне не угрожайте, а то вот я вас У меня не забалуете!
А бояре в ответ только ржут по-конски и бумажками в него бросаются. А несколько самых рьяных с мест сорвались и побежали к премьеру, чтобы, значит, публично унизить и выкинуть со двора. Бедный министр аж зажмурился от страха, как вдруг гляжу а около него невысокий и крепенький мужичок образовался! И как только он образовался, так сразу в зале все стихли и замерли. Даже мухи перестали крыльями махать и на пол попадали, а те бояре, что к премьеру подбегали, застыли как детской игре «Море волнуется раз». Мужичок строго на всех посмотрел, подошёл к этим замершим радикалам и всех их на пол побросал, а к одному, особо перед тем на премьер-министра оравшему, даже какой-то болевой приём применил.
Я присмотрелся: ох, а ведь это сам Горох Горохович в Думу закатился! Вот это сюрприз!
После исполнения болевого приёма разогнулся-выпрямился царь, а перед ним уже «единоутробные» стоят со свежеиспечённым, ещё дымящимся хлебом и новонамолотой солью на крахмальной скатерти, синхронно кланяются до земли и хором напевно причитают красивым, хорошо поставленным многоголосьем:
Спасибо тебе, царь наш батюшка, что почтил нас, ничтожных холопов, своим присутствием! Спасибо тебе за то, что вразумил нас, безумных, и направил на путь истинный! Не виноватые мы в глупостях и беспорядках, это всё вот эти! И на поверженных царём нахалов показывают. Они вечно воду мутят и срывают заседания, поэтому поделом им твоё наказание справедливое!
Но царь глядит на них гневно. Тихонько подошёл, хлебушка ломоть отломил, в соль макнул и ближайшему боярину яростно силой в пасть натолкал! Тот отплёвываться боится, всхлипывает и лишь мычит на пониженной громкости, покуда крошки у него из носа и ушей не посыпались.
Нажрался, любезнейший? спрашивает его государь.
Благодарю, ваше величество, отвечает тот с набитым ртом. С вашей федеральной помощью сыт.
Ну и слава богу, улыбнулся царь лучезарно и к остальным свой лик светлый обратил: Этот хлеб всем вам и будет пищей на три дня, ну а пить будете то, что с собой всегда носите водку и прочие жидкости. Если узнаю, что кто-то где-то ещё что-нибудь втихаря сожрал того сгною воеводой на мысе Канин Нос или на острове в море Лаптевых. И епитимью на вас всех официально накладываю сто двадцать раз спеть государственный гимн. Громко и с выражением, а также с непрерывной видеофиксацией всего этого мучительного процесса. Охрана, запереть двери, и никого не впускать и не выпускать три дня! Будут знать как мово Митьку забижать, стервецы!