Как уже явствует из сказанного, мы будем делать не один заход, идти разными путями, размышлять, чтобы прояснить как Век агрессии складывался в реальности, и какие были к тому жизненные предпосылки, и что он представляет собой как целостность. При этом ведущим для нас будет гештальт (образ) Века агрессии как целое. Отсюда свойства составляющих будут определяться характером этого целого. Здесь мы воспользуемся основным положением гештальт теории. Поэтому суть подхода не в описании содержания Века агрессии, а в прослеживании метаморфоз персонифицированной агрессии, ставшей решающим персонажем века, когда агрессия несёт ответственность за характеристики века как целого. Но без сил стечений, познаваемых и непознаваемых, которые в единстве актуализируют названные элементы, Век агрессии не мог бы реально состояться.
Остаются вопросы стечений, водворившие агрессию на такую значимую роль в глобальном масштабе. Какой смысл в них таится, и поддаются ли они проблематизации? Или, быть может, это нечто из прошлого, вопреки очевидному? Можно также предположить, что дух века сносит «отношения» в сторону агрессии. Но в любом варианте понимание должно быть связано с психической и социальной реальностью существования Века агрессии, обрисованного на основании принципа развития и принципа целостного подхода. Мы не станем исходить из одной какой-то философской системы, а в психологии делать выбор между описательной психологией и объяснительной. Нам важно в соответствии с названными принципами подобрать те ключевые понятия, и прежде чувственного ряда, которые позволят в размышлениях связно обрисовывать Век агрессии.
* * *Итак, что может говорить нам о реальности процессов складывания Века агрессии? В первом приближении назовём здесь апофеоз самого понятия «агрессия», которое прочно вошло в обиходное сознание и заняло устойчивое место на «языке» чувств, мыслей и мышления. И всё потому, человек чаще сталкивается со словом «агрессия», чем с явлением (действием) агрессия. Он узнаёт о многих видах агрессии посредством понятия «агрессия», а не опытным путём. Агрессивные события, которые образуют поверхность глобальной агрессии, также становятся достижимыми на основе родового понятия и ключевого слова «агрессия».
Более того, как имя существительное агрессия способствует широкой практике глагола, прилагательному и наречию. А крепость этого понятия в своей основе была выверена в веках, что также должно свидетельствовать о его «живучести». Ведь понятие «агрессия» это одно из немногих мыслимых имён, не обветшавших во времени, оно и сегодня не изнашивается от частоты словопрений и дискурсов, а только множится новыми значениями, ибо продолжает расти во мнении как необходимое и должное. Не отрываясь от своей сути, слово оставляет за собой возможность захвата новых территорий непосредственной практики и отношений. Например, агрессивная ложь, агрессивный менеджмент, агрессивная реклама, агрессивное лечение, агрессивное молчание, агрессивное вождение и пр., говорят об этом. И такая всеохватность, конечно же, не связана с благозвучием слова «Агрессия»; оно имеет свой резон в явлении, которое называет. Причём в таких проявлениях и нюансах, что впору говорить о судьбе агрессии быть с человеком в его крайностях его выражения. Некогда выработанное насильственной практикой, агрессия стала воплощением всего деструктивного в образе жизни людей. Не отрываясь от своих истоков, агрессия принимает новые виды, называть разные формы разрушительности, сохраняя первоначальное имя. Но что лежит в её истоках, каков её изначальный вид?
Как данность, безотносительно своего имени, она предстаёт неким ресурсом энергии, предназначенным использоваться инстинктивно и большей частью по злому умыслу. Мы об этом судим, исходя обычно из поведенческих проявлений, выделяя здесь как правило отражение и нападение. Нам также известно, что эти особенности были присущи агрессии во все времена и они своеобразно видоизменяли её по мере происходящих изменений в жизни людей. И что именно Нападение смогло «достроить» этот ресурс до агрессии, придавая ей новые виды и смыслы по назначению. Факторами этих изменений агрессии должным образом служили сами отношения людей, обусловленные чаще всего потребностями и взаимоисключающими интересами. В период дикости и много позже безымянная агрессия могла выражаться реактивно, в основном как инстинкт, добавляя силы и ярости естеству. В такой агрессии первоначально не было особого смысла, во всяком случае человек не осознавал её как цель и не мог предвидеть и рассчитать последствия своей агрессии. Таковой и поныне остаётся инстинктивная агрессия и в частностях, усиливая реакции и остроту проявления защиты и гневливости человека.