Индивиду, действующему со знанием, но «не заглядываещему в век», думается, всё же будет интересно знать, при каких обстоятельствах происходящее годами, обретает вековую значимость и становится сущностной характеристикой века. Возможно, что эти характеристики века смогут сами по себе способствовать пониманию не только смыслов существования. Будь это факторы материальной жизни, особой нацеленности культуры или же новой реальностью, связанной с изменениями в социально психологической жизни По своей роли эти доминанты века скорее всего станут показательно определять имя собственное, например, железный век. Но что нам даёт имя, и как оно бывает связано с сущностью именуемого? Поясним это на примере слова тревога и вопросов по ней. Например, может ли слово (имя) «тревога» подсказать нам её сокровенную сущность? Нет, ибо «вначале» здесь было чувство, предвещающее страх, а не имя. Может ли чувство тревоги раскрыть нам своё рождение? Нет, ибо это чувство даётся лишь встревоженной тенью бренного существования, а всё остальное в тревожном ожидании «достраивается» воображением и печальными примерами из прошлого. Может ли обыденная мысль понять смысл тревоги во всеохватности и помыслить её как чистое событие? Нет, ибо она признаёт по существу лишь рациональное, а здесь без «напряжения понятия» (Гегель) не обойтись. А что говорит нам сама тревога и что уже стало обыденным пониманием? И на какие просветы и горизонты тогда указывает философия в понимании сущности тревоги? Подробнее об это будет сказано в разделе о тревоге. Здесь нам важно было указать на общую методологию того, что есть имя как конструкт. Для тревоги это чувство, а для века доминанта как сущностная характеристик. Во что они выливаются и чем бывают значимы для жизни людей эти доминирующие характеристики? Смысл же самого века, его извлечение, в свою очередь, будет связан с тем, чтобы иметь представления об укладе и образе жизни, о событийном ряде во времени. Ибо смысл есть то, что извлекается субъектом из вещи, явления и видится в нарастающих событиях, совмещение которых должно служить пониманию происходящего в настоящем и будущем. Например, для текущего века одним из таких событий, безусловно, будет коронавирус, а смыслом борьба с ним, и то, что можно из него извлечь для понимания «режимного поведения» людей, в связи с длительным карантином. Мы будем ещё говорить об этом в контекстах возрастания агрессивного.
Целостность Века агрессии обеспечивает сама агрессия, которая «живо» присутствует во времени и пространстве, делает целокупным (максимальным) само существование и разрушение элементов жизнедеятельности. Что предстаёт тревогой, страхом и переживаниями, выраженными в агрессии, с одной стороны, против изначальной агрессии за отъём, лишения своего и собственного существования, с другой. Поэтому Век агрессии предваряется вопросами о том, как такое становится возможным в целом и каким образом агрессия смогла взраститься по силе и значимости среди многих чувств, подчинив их себе. И в единстве с ними воздействовать на мысли, действия и поведение человека, обеспечивая тем самым сущностное в реальности Века агрессии. Когда апофеозом изменений будет то, что агрессия смогла слиться с сознанием людей и обрести свойства надличностной сущности, снабжая человека образцами агрессивного.
Но что в таком понимании есть надличностная сущность, и какова её роль в складывании Века агрессии? В известной мере пояснением здесь могут послужить идеи Эдмунда Гуссерля (1859 1938) и Макса Шелера (1874 1928) о «созерцании сущностей». У Гуссерля это метод эйдетической интуиции (созерцание сущностей), а у Шелера духовный (философский) акт постижения сущности человека. Мы ознакомились с этими идеями, после того как стали разрабатывать понятие «надличностные сущности агрессии». Методологические сомнения нас не оставляли, однако работы названных авторов придали нам уверенности в плодотворности избранного пути. Гуссерль расширяет содержание понятия созерцания, когда полагает, что подобно тому, как можно непосредственно слышать звук, можно созерцать «сущность», сущность «звука», сущность «вещного явления», сущность «видимой вещи», сущность «образного представления» и так далее и, созерцая, высказывать сущностные суждения. Прекрасно, то, что надо, имея ввиду также сущность агрессии, её значимость в расширении возможностей агрессивного поведения. Ибо сущность не только является и исчезает, она остаётся в сознании как воспроизводящая действие по образцу. При этом человек понимается как сознание вообще, в котором надличностная сущность может выступать данностью. Иными словами, усвоение такой сущности происходит не в свете метафизики, когда вопрошается, что «есть», а в мире чувств, воплощаясь в конкретное действие.