Дочь давно выросла, но она выросла как-то без него, сама по себе. И он до сих пор не понимал чья это на самом деле заслуга: ее матери, которая их оставила и никогда больше не появлялась на горизонте (и, надо сказать, слава богу), его матери, которая вложила в ее воспитание всю себя или просто провидения. Потому что все прелести подросткового возраста обошли их стороной, за оценки не приходилось судорожно бороться, мучиться с поступлением в ВУЗ. Все было хорошо и как-то само собой.
И если теперь посмотреть на его жизнь со стороны то жил ли он? И в чем был смысл этой самой жизни? Ведь если что-то можно измерить или оценить то лишь снаружи, с высоты большего измерения. И та, которая сидела сейчас рядом с ним, доказывала одним своим присутствием, что измерение это было.
Как там? Ну.там? спросил он.
Кому как, ответила она. Ты бы не бегал по врачам, а лучше занялся приготовлением всех формальностей, чтобы не перевешивать их на других: завещание, похороны и прочее.
«Петька!» мелькнуло у него в голове. Никак не могу отдать ему удочки. Надо будет отдать. Михалычу покрышки обещал. Он поднялся, взял карандаш, огрызок бумаги на столе и начал писать список дел на завтра. Будильник завел на два часа раньше, чтобы больше успеть. Но засыпал, как и раньше, с трудом, вздрагивая и постоянно просыпаясь и снова впадая в липкую дремоту.
Он вскочил, как ужаленный, огляделся по сторонам. Пять утра. Встал и поплелся на кухню. Привычный завтрак. Он посмотрел в окно и увидел, как встает Солнце. Медленно и величаво. Почему он никогда не видел этого раньше? Почему не думал, как это красиво? Он оставил недоваренный кофе и вышел на улицу в раскинувшийся рядом с домом парк. Вдохнул утреннего воздуха и вдруг почувствовал запах влажной земли, дразнящей ноздри, летней жары и духоты, которая только разнималась, свежескошенной травы, от которого кружилась голова. Господи, как же хорошо. И почему только сейчас?
Легкий туман клочками полз по тропинкам, что-то пряча в своих причудливых очертаниях, а что-то изменяя до неузнаваемости. Он застыл, наблюдая за игрой света и тени на краях его комьев. Потом вдруг стянул с себя рубаху и с радостным, почти детский криком и гиканьем нырнул в небольшое озеро, мимо которого раньше ходил почти каждый вечер в ближайший магазин. Фыркая, как недовольная лошадь, яростно молотя руками воду и рассеивая мириады брызг вокруг себя, он разогнал всех местных уток и сонный еще парк наполнился всплесками воды и его радостным криком: «Э ге геееей!».
Сгребя одежду в охапку, побежал домой, оставляя за собой мокрые следы. Ополоснулся в душе и теперь уже степенно прихлебывая чашечку свежезаваренного кофе, сел набросать план работы.
Он давно хотел предложить шефу новый вариант выхода на рынок, но риски были высоки, а рисковать собой и своим креслом не хотелось. Теперь уже было не важно. А вдруг выгорит? Надо просто расписать все подробно, просчитать бюджетирование, разложить по полочкам этапы. Этот план не был универсальным многое было завязано лично на него, его знакомства и связи, его манеру общения и выстраивания сделок. Взять и передать его кому-то другому на исполнение наверняка угробить весь проект. Значит он должен сделать так, а вернее написать это так, чтобы любой другой на его месте тоже мог справиться. Потому что у него осталось чуть меньше трех дней.
По дороге на работу он набрал знакомый номер: «Да. Это я. Мы могли бы сегодня встретиться? Вечером. После семи. Я все объясню» и отключился. Он совершенно не знал, что он будет ей говорить. Вчера у него был хитрый план: он решил купить ей кольцо и предложить замужество. Она, естественно, испугается, потому что такие расклады ей совершенно не нужны и не интересны, и постарается сделать так, чтобы исчезнуть из его жизни. Но это было вчера. Что изменилось?
Он пытался рассчитать свои ходы, но почему-то сегодня после утреннего купания в парке, вся эта суета стала казаться такой ненужной, затхлой, опостылевшей, как будто навязанный кем-то спектакль, в котором он, на самом деле, и не собирался играть. Поэтому сегодня сложится как сложится. Терять уже нечего. «Нечего!» в который раз повторил он сам себе.
Удивительным образом с каждой минутой у него появлялось ощущение неведанной доселе свободы. Но ее подоплекой была всего лишь банальная искренность во- первых с самим собой, а во-вторых, с окружающими людьми. Он не перестал бояться того, что вот-вот должно было случиться, но по странному стечению обстоятельств с каждой минутой ему все больше и больше нравилось жить. Хотелось любоваться этим миром, проносящимися мимо машинами, спешащими куда-то по своим делам людьми, утренним кофе и туманом в парке, удивленными лицами коллег по работе почему пришел так рано, почему сегодня гладко выбрит и улыбается так, словно выиграл миллион. «Если бы они только знали», он поймал себя на мысли, что вчера думал весьма похожим образом, но совсем другими словами, «если бы они только знали, что это на самом деле значит жить! Вдыхать вкусный утренний воздух, улыбаться незнакомке, радоваться новым творческим планам. И насколько это может оказаться бесценным!»