Ну, что ты, трусиха. Смелее!
Всю стену дома, часть забора и крышу опутал дикий виноград. Он пологом навис над дверью в дом. Листья его пожелтели и стали совсем прозрачные. У дома пустая конура, в подсохшей луже ржавел обрывок цепи. Сарай еще больше накренился над давно непахаными грядками, на которых тут и там высился белыми стеблями неунывающий чеснок.
Я открыл дверь в дом и впустил туда Иру.
На пороге не разувайся, только в доме. И подожди меня на кухне, если боишься.
Ира пожала плечами и шмыгнула в дом.
Я аккуратно спустился с низкого крыльца. Под ногами хрустнули листья. Листьями был засыпан весь двор. Огромная яблоня, расположившаяся как раз между нашим и соседним двором, щедро посыпала ими все вокруг. Многое осталось прежним, но каким-то другим. Старые санки, которые я помнил лет с четырех, все еще стояли на крыше сарая, но теперь ржавчина проела их насквозь, как и садовые инструменты без защиты от снега и дождя лежавшие на земле в зарослях сорняка.
Послышался стук и я обернулся. Счастливая Ира стучала мне в окно, отодвинув занавеску.
Ну, дочь, сейчас начнем готовить!
Так нет же ничего. Может в магазин?
Здрасьти, а подвал нам на что? А соседи?
Пока я доставал из подвала банки с компотом и вареньем, затянутые паутиной и облепленные толстым слоем пыли, Ира нашла старые журналы и совершенно остыла к готовке. То были журналы моды из семидесятых, прическам в которых в детстве удивлялся даже я.
За окном промелькнула тень, затем вошел Ермек. Он оказался выше дверного проема и привычно пригнул голову.
Приятного аппетита, пожелал он, заприметив компот. Володя, там в сарае пила почти новая и отвертки. Я возьму, чтобы не пропадало?
Конечно, кивнул я, бери что нужно. А нам захвати хлеба, если есть и яиц штук пять.
Ермек улыбнулся, сверкнув золотым зубом. Когда я вернулся из огорода с пучком зелени и парой неизвестно как уцелевших огурцов, на столе уже лежали хлеб, банка сметаны, тарелка с холодным мясом и целый пакет курта.
Обожаю наших соседей, сказал я. Вот, Ира, учись доброте.
Так самим не хватит, нахмурилась Ира.
После обеда я попытался провести экскурсию по дому. Знакомые доски пола привычно поскрипывали. Книжки, которые я знал наизусть, на своих местах, на полках. Между ними разрисованные тетрадки. У меня были настоящие альбомы, но рисовать я предпочитал в тетрадях в клетку. Вот дом с нереально высоко крышей в разрезе там затаился за баком неведомый зверь, срисованный с соседского кота.
А вот двор с сугробами по самую макушку. Они, и правда, были такими высокими, что дед прочищал в них настоящие коридоры, а я после школы брал лопатку и копал туннели, в которых можно было потеряться. В особо глубокие и самые дальние туннели приглашал друга из дома напротив, и мы сидели там с керосиновой лампой, а снег светился изнутри, выдавая наше тайное укрытие. Лампа на рисунках получалась у меня особенно хорошо.
Таких зим сейчас, наверное, уже нет. А лампа все еще стоит где-нибудь на пыльных полках в тайном чулане за дверью.
Пап, а игрушки твои где?
Да не осталось уже ничего. Что-то раздали, а что-то в печку. Да и игрушки у меня были странные. Я часто мастерил ракеты из фольги, начинял их серой от спичек или порохом и запускал в огороде. Там среди пионов и редиски целая выжженная площадка была. Хотел отправить ракету на Венеру.
А чего не на Марс?
Венера красивее. Огромная такая яркая звезда на востоке. Ну, не звезда, планета, конечно. Я тебе утром покажу.
Она кивнула. Отсутствие игрушек ее немного расстроило.
А ну-ка иди сюда!
Я подтащил дочь к двери и поставил ровно к косяку. Трижды замазанные краской, но еще заметные зарубки тянулись почти к потолку.
Смотри, это мои зарубки. Вот мне семь. Эй, да ты выше меня в этом возрасте!
Она засмеялась и гордо осмотрела место, где только что была ее голова.
А можно мне тоже зарубку сделать?
А почему нет, пожал плечами я. Схожу за ножом.
На кухне меня встретил Ермек и женщина, лицо которой было мне очень знакомо. Вероятно, она жила на этой улице, вот только я видел ее еще молодой.
Здравствуйте, произнес я.
К тебе, коротко пояснил Ермек и ушел. Я поставил чайник.
Да, женщину я почти не помнил, но она хорошо помнила меня. И тетку. Помянули добрым словом, вспомнили тех, кто уехал с улицы. Поговорили о скорой зиме и ценах на газ.