Куда ж ты теперь, друг сердечный, Пружина? К колпачникам подашься? поинтересовался я.
Ответ меня огорошил:
В военкомат. Пойду обратно в армию. Прапорщиком.
Присвистнул я в изумлении и пошел себе на посадку, придерживая котлету с заработком, пришитую изнутри к рукаву недурно сезон отбили.
Нет, думаю, правильно я сделал, что на кафедре не остался и в аспирантуру не пошел ну где бы я таких пружин, пап и духовок встретил?
Москва
В столовой начальник отдела сделал Долину жест пальцами. Вроде как «подожди меня на выходе». Неприятно. Всегда неприятно, когда зовут на разговор вне кабинета. Эти разговоры могут поменять всю карьеру, а иногда и жизнь.
Слушай, Долин, где твой человек?
Так забрали же его дзержинцы, товарищ полковник! Как вы приказали я им передал.
Не надо драматизировать насчет «приказали», Долин. Они общались с тобой и напрямую, без меня! И что, ты Немца после этого не видел?
Никак нет. А что случилось-то?
Я бы и сам очень хотел знать. Короче, вызывают меня в Большой дом к четырем сегодня. Прикинь не сами пришли, а вызывают!
А куда там? По мокрухе на Ждановской?
С чего бы я стал с тобой обсуждать, если бы по Ждановской? рассвирепел начальник. Те же вызывают, что долгоносика твоего ебаного одалживали! Какой-то косяк, видно, у них с ним произошел! А тебя разве не вызывали еще? и пристально посмотрел подчиненному в глаза.
Нет. Никто на меня не выходил, отвечал расстроенный опер.
Ну ты вот что, не тряси этой историей по отделу и про агента пока забудь. Не вызывай его на встречи, не тереби. Пусть отстоится эта херня, что бы там ни приключилось. У меня нехорошие предчувствия. Свободен.
Полон невеселых мыслей, майор поплелся в кабинет. На столе уже заливался телефон.
Валерий Эдуардович, это Кравцов, узнал он голос угрюмого полковника-чекиста, мы тут у вас одалживали кое-кого, если помните. Вы не могли бы сегодня подойти к нам на Дзержинского, 2? Нет-нет, не к главному вас встретят в боковом подъезде со стороны улицы Кирова. В пять часов сможете? Очень хорошо.
Настроение окончательно испортилось. Немного подумав, Долин направился к начальнику. Тот как раз выходил из приемной. Опер показал большим пальцем себе на грудь и раскрыл кисть руки. Начальник кивнул и отвернулся. Знак «меня вызвали на пять часов» он прочитал. Технически подчиненный с ним не разговаривал и ни о чем не предупреждал, а то, что его ждут в пять, хороший сигнал. Значит, больше часа не задержат. Молодец все же этот Долин. Настроение полковника несколько улучшилось. Прошло полтора года с нашумевшего убийства на Ждановской, где милиционеры по охране метрополитена забили майора КГБ Афанасьева, но по-настоящему МВД начало лихорадить только сейчас война ведомств шла в открытую, и каждый день в милицейском главке были новые жертвы. Увольняли за недостаточно высокие показатели, за чрезмерно высокие и, значит, раздутые показатели увольняли тоже. Увольняли, просто посмотрев личное дело и обнаружив там старый выговор за какой-либо проступок дело пересматривали и принимали новое решение. Да что говорить и сам орденоносный министр и герой войны Щелоков ощущал шатание кресла под собой. В этих условиях любой конфликт с КГБ становится приговором карьере. «Зачем бы ни вызвали буду кивать башкой, как китайский болванчик, и со всем соглашаться», решил начальник, выходя из дома номер 38, расположившегося на старинной московской улице Петровка. На встречу к коллегам он решил пойти пешком в расчете по пути прогнать из легких следы утреннего перегара.
Ровно через час той же дорогой отправился и Долин. В небольшом подъезде правого крыла на улице Кирова его ждал какой-то офицер в военной форме он проводил опера на третий этаж и усадил у кабинета без таблички. В пять часов дверь открылась, и Долин зашел внутрь.
В июле по отделу пополз слушок, что начальника снимают. Якобы за злоупотребление спиртными напитками. Долин не на шутку запечалился и принялся обзванивать знакомых, уволенных или уволившихся из милиции в разное время. Ничего интересного кто-то спился, большинство работают юристами на предприятиях, один пишет сценарии, без особого, впрочем, успеха, а самый толковый Вайншельбаум стал адвокатом. К нему-то и направился опер.
А тебя что, погнали уже? Или ты так, превентивно готовишься?