Я вовсе не убежден. Я, напротив, чувствую, что не имею права отдать, что у меня есть обязанности и к земле и к семье.
Нет, позволь; но если ты считаешь, что это неравенство
несправедливо, то почему же ты не действуешь так.
Я и действую, только отрицательно, в том смысле, что я не буду стараться увеличить ту разницу положения, которая существует между мною и им.
Нет, уж извини меня; это парадокс.
Да, это что-то софистическое объяснение, подтвердил Весловский
И далее
продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они, люди неглупые и искренние, в один голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
Так так-то, мой друг. Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, и тогда отстаивать свои права; или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием.
Нет, если бы это было несправедливо, ты бы не мог пользоваться этими благами с удовольствием, по крайней мере я не мог бы. Мне, главное, надо чувствовать, что я не виноват.
А что, в самом деле, не пойти ли? сказал Степан Аркадьич, очевидно устав от напряжения мысли. Ведь не заснем. Право, пойдем!
Левин не отвечал. Сказанное ими в разговоре слово о том, что он действует справедливо только в отрицательном смысле, занимало его.
«Неужели только отрицательно можно быть справедливым?» спрашивал он себя».
38
И уж, какой все-таки Лев Толстой был весьма и весьма вот совсем недалекий и донельзя (в качестве истинного мыслителя) довольно-то мелкотравчатый и ограниченный человек!
И недаром о нем сколь прочувственно и уничижительно отзывается Марк Алданов в его последней книге «Самоубийство»:
«Впрочем, я и к Толстому, которого ты боготворишь, отношусь довольно равнодушно. Читал недавно его письма. До того, как он просветлел, кое-что было интересно, но с тех пор, как он стал ангелом добродетели, адская скука. А что он несет о науке! Уши вянут!»
Или вот еще столь яркий пример жесткой критики социальных позиций Льва Толстого «Дневники» Михаила Пришвина.
«Так, оказывается, не прав Толстой, и я вижу ошибку его: он справедливость, которая расцвела в личности и происходит не от мира сего, переносит на массу чрева неоплодотворенного, на самую глину, из которой, по легенде, был сотворен человек, на ту материю, в которой нет сознания ни красоты, ни добра как вне мира сего существующих ценностей».
И тут ведь явно чувствуется восприятие некоторого рода мыслей великого прозаика, как мышления человека совсем этак полностью нисколько не от мира сего.
Поскольку Лев Толстой был попросту и близко никак не в состоянии понять, что уж даже и двужильно впрягшись в плуг, дабы сделать буквально все, чтобы расстояние между помещиком и отсталым крестьянином никак не увеличивалось, он суровой силой протискивает в средневековую тьму элементы чисто завтрашнего обыденного счастья.
А между тем чему-либо подобному в самое ближайшее время вовсе этак никак не может быть предано совершенно уж ни малейшего конкретного облика.
А ведь то и близко никак не иначе, а все найденное новоявленной духовной сутью, это разве что лишь самые отдельные абстрактные составляющие некоего иного мира человеческих стандартов и, кстати, принципиально и близко совсем вовсе не хищнической, а прежде всего именно что общественно же разумной психологии.
Вот еще один яркий отрывок из «Дневников» Михаила Пришвина.
«Спасения души в земледельческом труде, как проповедует Толстой, я не вижу: нельзя спасать дух посредством обработки капусты, как нельзя сделаться православным, переменив скоромную пищу на соленые огурцы. Но в это переходное время хорошо сделать орудием борьбы труд земледельческий, такой видимый для этих первобытных людей».
39
На сей момент, все это были одни те абсолютно недостижимые на практике мелодраматические мечтания, вполне же могущие в себе содержать, куда большую, чем она ныне сегодня есть духовную, но разве хоть сколько-то весьма конкретную, практическую правильность?
А сие весьма явственно под собою подразумевает, что все это обязательно будет иметь всецело так крайне невзрачную, утопическую суть.
Ничего не поделаешь
К величайшему на то сожалению довольно многие абстрактного рода идеи, яростно сосредоточившиеся всею своей ослепительно яркой мыслью именно на отчаянно доблестном преображении всего человеческого рода в нашем суровом сегодняшнем настоящем, как правило, носят более чем отвлеченно теоретически вполне с большим толком обоснованный, но при всем том пока безнадежно надуманный характер.