Но этого не должно быть! воскликнул епископ.
Согласен, последовал ответ. Человек не должен быть эгоистом, но он останется им при социальной системе, основанной на неприкрытом свинстве.
У епископа перехватило дыхание. Папа втихомолку смеялся.
Да, неприкрытое свинство, продолжал неумолимо Эрнест, вот истинная сущность капиталистической системы. И вот за что ратует ваша церковь, вот что и сами вы проповедуете, всходя на кафедру. Свинство! Другого названия не подберешь.
Епископ жалобно посмотрел на отца, но тот, все так же смеясь, энергично закивал.
Боюсь, что мистер Эвергард прав, сказал он. У нас господствует принцип «Laissez faire», иначе говоря «Каждый за себя, черт за всех». Как мистер Эвергард говорил в прошлый раз, церковь стоит на страже существующего порядка, а основа этого порядка именно такова.
Христос не этому учил нас! воскликнул епископ.
Нынешней церкви нет дела до учения Христа, вмешался Эрнест. Потому-то она и растеряла своих приверженцев среди рабочих. В наши дни церковь поддерживает ту чудовищную, зверскую систему эксплуатации, которую установил класс капиталистов.
Нет, церковь ее не поддерживает, настаивал епископ.
Но она и не восстает против нее. А раз так, значит, она эту систему поддерживает. Да оно и естественно, ведь церковь существует на средства капиталистов.
Мне это никогда не приходило в голову, простодушно возразил епископ. Думаю, что вы не правы. Я знаю, в этом мире немало тяжелого и несправедливого. Знаю, что церковь утратила часть своих сынов так называемый «пролетариат»[20]
Пролетариат никогда не был вашим, загремел Эрнест. Он рос вне церкви, церковь меньше всего им занималась.
Я вас не понимаю, пролепетал епископ.
А не понимаете, так я объясню вам. Вам, конечно, известно, что с появлением машин и возникновением фабрик во второй половине восемнадцатого века огромное большинство трудящегося населения было оторвано от земли. Условия труда в корне изменились. Бросив родные деревни, рабочий люд вынужден был селиться в тесных, скученных кварталах больших городов. Не только мужчины, но и матери семейств и дети были приставлены к машинам. Рабочий не имел семьи. Его жизнь была ужасна. Эти страницы истории залиты кровью.
Знаю, знаю, перебил его епископ, страдальчески морщась. Все это ужасно. Но это было полтора века назад.
Полтора века назад и возник современный пролетариат, подхватил Эрнест. А где была тогда церковь? Капитал погнал на бойню чуть ли не целый народ, а как отнеслась к этому церковь? Церковь молчала. Она не протестовала, как и сейчас не протестует. Вспомните, что говорит по этому поводу Остин Льюис[21]: «Те, кому было заповедано: Пасите овец моих, спокойно смотрели, как их овец продавали в рабство и замучивали до смерти тяжелой работой»[22]. В эти страшные годы церковь безмолвствовала. Но прежде чем продолжать, я хочу, чтобы вы мне ответили: согласны вы со мной или не согласны? Так это или не так?
Епископ колебался: он не привык к тактике «лобовой атаки», как называл ее Эрнест.
История восемнадцатого века уже написана, настаивал Эрнест. Если бы церковь что-нибудь сделала в те времена, об этом можно было бы прочитать в книгах.
Боюсь, что церковь действительно молчала, вынужден был признать епископ.
Сегодня она также молчит.
Нет, с этим я не могу согласиться, возразил епископ.
Эрнест не сразу ответил. Он испытующе посмотрел на своего собеседника, потом, видно, принял решение.
Ладно, сказал он, посмотрим. В чикагских швейных мастерских женщины за целую неделю работы получают девяносто центов. Протестовала против этого церковь?
Для меня это новость. Девяносто центов! Неслыханно, ужасно!
Протестовала церковь? повторил Эрнест.
Церкви это неизвестно, отчаянно защищался епископ.
А разве не церкви было заповедано: «Пасите овец моих»? издевался Эрнест. И тут же спохватился: Простите, епископ, но с вами всякое терпение теряешь. А протестовали вы, обращаясь к своим богатым прихожанам, против применения детского труда на текстильных фабриках Юга?[23] Знаете ли вы, что шести-семилетние дети работают там в ночную смену, и это сплошь и рядом при двенадцатичасовом рабочем дне? Они никогда не видят солнца. Они мрут, как мухи. Дивиденды выплачиваются их кровью. Зато потом где-нибудь в Новой Англии на эти самые дивиденды вам выстроят роскошные церкви, чтобы ваш брат священник лепетал с амвона этим держателям дивидендов, гладким и толстопузым, всякие умильные пошлости!