Женственность стихов Батуриной заключается в гуманизме пресловутой женской «слабости»:
Вы всё обретаете в муках
И думах о сирых и слабых.
«Любовь меня приблизила к земле» так осознается долг женщины.
Образ всеочищающих женских слёз так осознается благодать принадлежности к прекрасному полу:
С чего эти слёзы, зачем эта вечная милость,
Меня торопливо влекущая к новым слезам?
Женственно поразительное ощущение жизни как «убывания вперёд», как запасания «глубинной земной нежности». Это суть Батуриной-поэта.
Я желаю ей прекрасной книги!
Марина Кудимова,поэт(рецензия на рукопись Т. Батуриной, Москва, 1984)Наше удивительное зренье
«Полдень». Так внешне непритязательно, но вместе с тем довольно красноречиво назвала свою новую книгу поэтесса. Красноречиво потому, что полдень это не только время суток, но и определенная степень зрелости чего-либо. В данном случае степень зрелости автора, вышедшего к читателям уже с шестым стихотворным сборником.
Сразу скажем, что добрая половина стихотворений соответствует названию книги. Я имею в виду те из них, которые волею издателей попали во вторую часть книги. И прежде всего «Не отвергай меня во старости», «Мне бросали вослед моё грешное имя», «Полдень», «Муза», «Он здесь уже, ноябрь непреклонный», «Такие дни случаются в земной обители», «Баллада о качелях» и некоторые другие. Именно здесь можно говорить о поэтической зрелости Татьяны Батуриной. Заметим, что практически все названные стихи новые. Они значительно выигрывают по сравнению с перепечатками из прежних книг, которым в сборнике тоже нашлось место. И если говорить о росте поэтессы, то он налицо.
Но попробуем объяснить, что мы имеем в виду под поэтической зрелостью. Отнюдь не новизну тем и тем более не версификаторское мастерство, которым, пожалуй, может овладеть всякий. Прежде всего умение сказать по-своему, пусть даже несколько неуклюже, о самых обычных вещах. Умение увидеть эти вещи как бы впервые и такими, во всей их первозданности, донести их до читателя. Об этом, кстати, вскользь сказала сама поэтесса в одном из стихотворений: «Помилуйте, не роза хороша, а наше удивительное зренье». В лучших стихах «Полдня» это удивительное зренье присутствует.
Возьмём хотя бы «Музу». Казалось бы, ещё в XIX веке создана целая галерея образов капризных и прихотливых созданий, усаживающих поэта за лист чистой бумаги. А если добавить к ней то, что посвятили музам мастера начала века, то тема может показаться исчерпанной, мало того запретной, дабы устраниться от неизбежной будто бы для такого случая литературности.
Татьяна Батурина не испугалась запрета и рискнула поведать читателям о своей музе, которая оказалась явно не похожей на своих именитых предшественниц. Её муза это скифская каменная баба с «огромным детоносным животом». Сама древность
Даже в таких антологических стихотворениях поэтессе удается сказать что-то своё. В целом же книга об Отчей земле, о любви, о делах и помыслах наших предков и современников.
Для убедительности приведу маленькое стихотворение «Камень на безымянной могиле», в котором Татьяна Батурина нестандартно решает тему памяти:
Он для того незамаранно белый,
Чтоб не владычила ржа,
Чтобы любая душа не скорбела
А волновалась душа.
Чтоб, набредя на таинственный камень,
Затосковала над ним
Всеми дождями и всеми снегами
Будущих вёсен и зим.
Счастливая ме́та
Стихи Татьяны Батуриной впервые появились в печати в конце шестидесятых годов и обратили на себя внимание безудержной и простодушной искренностью, которая в счастливых случаях отличает настоящую поэтичность от юношеской заворожённости поэзией. Здесь, по-видимому, случай действительно оказался счастливым стихи Батуриной последующих лет свидетельствовали: рука твёрже держит карандаш, но не позволяет затвердеть, окаменеть чувству.
Татьяна Батурина развивающийся стихотворец, её стихи, несколько традиционные по форме, всё более естественно воспринимают и передают песенный лад, от которого легкомысленно отказываются некоторые стихотворцы, считающие себя или желающие быть уж очень современными. Наивно полагают они, что народные обороты речи и песенный лад стиха устарели. Стареет не форма сама, не само явление ветшает подход к нему, а порою ещё стих мстит автору за небрежность, за поверхностность.