На нее смотрело сверху его мрачное, суровое лицо.
Я никогда не видела тебя таким, ответила Илла; ей было и страшно, и забавно. Ничего такого не было, просто этот Натаниел Йорк сказал словом, он сказал мне, что увезет меня на своем корабле, увезет на небеса, возьмет меня с собой на свою планету. Конечно, чепуха.
Вот именно, чепуха! Он едва не сорвал голос. Ты бы послушала себя со стороны: заигрывать с ним, разговаривать с ним, петь с ним, и так всю ночь напролет, о боги! Послушала бы себя!
Илл!
Когда он сядет? Где он опустится на своем проклятом корабле?
Илл, не повышай голос.
К черту мой голос! Он в гневе наклонился над ней. В этом твоем сне он стиснул ее запястье, корабль сел в Зеленой долине, да? Отвечай!
Ну, в долине
Сел сегодня, под вечер, да? не унимался он.
Да, да, кажется, так. Но это же только сон!
Ладно. Он сердито отбросил ее руку. Хорошо, что ты не лжешь! Я слышал все, что ты говорила во сне, каждое слово. Ты сама назвала и долину, и время.
Тяжело дыша, он побрел между колоннами, будто ослепленный молнией. Постепенно его дыхание успокоилось. Она не отрывала от него глаз уж не сошел ли он с ума?.. Наконец встала и подошла к нему.
Илл, прошептала она.
Ничего, ничего
Ты болен.
Нет. Он устало, через силу улыбнулся. Ребячество, только и всего. Прости меня, дорогая. Он грубовато погладил ее. Заработался. Извини. Я, пожалуй, пойду прилягу
Ты так вспылил.
Теперь все прошло. Прошло. Он перевел дух. Забудем об этом. Да, я вчера слышал анекдот про Уэла, хотел тебе рассказать. Ты приготовишь завтрак, я расскажу анекдот, а об этом больше не будем говорить, ладно?
Это был только сон.
Разумеется. Он машинально поцеловал ее в щеку. Только сон.
В полдень солнце палило, и очертания гор струились в его лучах.
Ты не поедешь в город? спросила Илла.
В город? Его брови чуть поднялись.
Ты всегда уезжаешь в этот день. Она поправила цветочную клетку на подставке. Цветы зашевелились и раскрыли голодные желтые рты.
Он захлопнул книгу.
Нет. Слишком жарко. И поздно.
Вот как. Она закончила свое дело и пошла к двери. Я скоро вернусь.
Постой! Ты куда?
Она была уже в дверях.
К Пао. Она пригласила меня!
Сегодня?
Я ее сто лет не видела. Это же недалеко.
В Зеленой долине, если не ошибаюсь?
Ну да, тут рукой подать, и я решила
Она очень торопилась.
Извини меня, сказал он, догоняя ее с видом крайней озабоченности. Я совершенно забыл: я же пригласил к нам сегодня доктора Нлле!
Доктора Нлле! Она подалась к двери.
Он поймал ее за локоть и решительно втащил в комнату.
Да.
А как же Пао
Пао подождет, Илла. Мы должны принять Нлле.
Я на несколько минут
Нет, Илла.
Нет?
Он отрицательно качнул головой.
Нет. К тому же до них далеко идти. Через всю Зеленую долину, за большой канал, потом вниз И сегодня очень, очень жарко, и доктору Нлле будет приятно увидеть тебя. Хорошо?
Она не ответила. Ей хотелось вырваться и убежать. Хотелось кричать. Но она только сидела в кресле, словно пойманная в западню, и с окаменевшим лицом разглядывала свои пальцы, медленно шевеля ими.
Илла, буркнул он, ты останешься дома, ясно?
Да, сказала она после долгого молчания. Останусь.
Весь день?
Ее голос звучал глухо:
Весь день.
Шли часы, а доктор Нлле все не появлялся. Казалось, муж Иллы не очень-то удивлен этим. Уже под вечер он, пробормотав что-то, подошел к стенному шкафу и достал зловещее оружие длинную желтоватую трубку с гармошкой мехов и спусковым крючком на конце. Он обернулся на его лице была лишенная всякого выражения маска, вычеканенная из серебристого металла, маска, которую он всегда надевал, когда хотел скрыть свои чувства; маска, выпуклости и впадины которой в точности отвечали его худым щекам, подбородку, лбу. Поблескивая маской, он держал в руках свое грозное оружие и разглядывал его. Оно непрерывно жужжало оружие, способное с визгом извергнуть полчища золотых пчел. Страшных золотых пчел, которые жалят, убивают своим ядом и падают замертво, будто семена на песок.
Куда ты собрался? спросила она.
Что? Он прислушивался к мехам, к зловещему жужжанию. Раз доктор Нлле запаздывает, черта с два стану я его ждать. Пойду поохочусь. Скоро вернусь. А ты останешься здесь и никуда отсюда, ясно? Серебристая маска сверкнула.