Любить?!! вскричал в негодовании младший князь.
Любить, утвердил старший, вот ты первый и будешь.
Ага, мысленно ответил ему Олег, принесу я вам все! На блюдечке с голубой каемочкой! Ждите! Но вот за предложение присмотреть за мной, и батиным наследством может, и скажу спасибо. И убивать буду легко, без затей.
Почему Олег принял так близко к сердцу гибель по сути чужих ему людей? Почему поклялся вот сейчас и здесь отомстить за них? Наверное, потому, что перед глазами стоял не осенний лес, а лицо человека, которого он там, на ступенях Владимирского лесного департамента невольно принял за родного отца. Там глазами. А здесь всем сердцем.
Кот привычно (как в прошлой жизни) потряс крошечное недоразумение; так же машинально застегнул гульфик и повернулся. И как раз в этот момент на свободу вырвался первый луч осеннего солнца. Он осветил далекие купола церкви, такой знакомой по недавней разведке на гаражной крыше. Сознание опытного спецназовца само провело нужные замеры.
Судя по всему, решил он, на месте вот этих развалин, бывшей усадьбы графа Котова, в нашем мире и располагается департамент. Ну что ж надеюсь, что сам граф, и кто-то из его близких не потеряются там; в мире, где нет настоящих колдунов и энергии, способной лечить и убивать. А я тут за тебя повоюю папа.
3. Новый дом
Олег и сам не понял, отчего его повело в сторону. Сил вроде было достаточно. Скорее, что-то перемкнуло в детском организме.
Да, был вынужден признать Кот, мягко падая на руки старика, голой энергией сыт не будешь. Не мешало бы и чем-то более существенным подкрепиться.
Сказал, и сам на себя выругался. Детский желудок закрутило с такой силой, что он едва не застонал. А может, действительно издал болезненный стон, на который Матвей Григорьевич отреагировал с неожиданным, и вполне откровенным сочувствием.
Ну, что ты, малыш? проговорил он негромко, неторопливо шагая с легким тельцем на руках, переволновался, устал. Замерз, наверное ночью-то в лесу, один. Ну, так теперь все будет хорошо. Николай Ефимович вон, под свою руку берет. А он, если что пообещает, обязательно выполнит. Хоть сколько лет пройдет
Ага, например десять, усмехнулся про себя Олег, кто бы сомневался.
Он не мог не признать, что сейчас, на руках у старого колдуна, ему тепло и комфортно; что чувствует Кот себя защищенным, как никогда прежде. И едва не поддался этим эмоциям. Только глянул все же, опять машинально, тем самым необычным зрением. И тут же ощетинился внутри себя иголками, как еж. Потому что увидел, как его обволакивают, и тычутся, пытаясь прорваться внутрь мальчишеского тельца сотни, если не тысячи невидимых жгутов, что тянулись от энергетической оболочки Матвея Григорьевича. А еще он воспринял легкое недовольство, и даже недоумение колдуна что-то явно шло не по его сценарию.
Вот, Ваша Светлость, доложил дед князю, останавливаясь метрах в трех от пары Светлейших, сморило мальчонку. Не удивительно столько времени один, да в холодном лесу. Не соизволите дать команду отправить Олега Георгиевича в усадьбу? Да и мне что-то нездоровится. Ну, и разговор мы с вами не закончили.
Князь было вздернул бровью в недоумении, а потом широко улыбнулся, и подпустил в голос хорошую долю участия:
Конечно-конечно. Сейчас едем. Никодим!
Олег попытался «услышать» шаги доверенного лица князя. Однако через живую плоть старца земля никак не отозвалась. А сам дед чуть заметно вздрогнул словно почувствовал, что на него пытались оказать какое-то воздействие. Так что Кот просто расслабился; решил не выдавать себя ни единым действием. Даже едва заметные в свете разгоравшегося утра пятна решил не тревожить. Хотя втянуть в себя побольше их тепла хотелось до дрожи во всем теле. Оказалось, что он действительно дрожит, и Матвей Григорьевич едва слышно чтобы не перебить слова князя принялся его успокаивать; даже укачивать.
Как ребенка маленького, улыбнулся непроизвольно Кот, изо всех сил борясь со сном.
Скорее всего, эту битву он проиграл бы. Но тут инструктаж неведомого Никодима, лица которого Олег так и не увидел, закончился, и князья, неторопливо повернувшись, пошли, огибая уже почти потухшие развалины по кругу.
Вот и не стало еще одного Источника Рода, едва слышно проговорил старик, беда-то какая