Он, наклонившись, сорвал травинку. И принялся жевать её, задумчиво глядя в багровеющую даль туда, где огромное красное солнце, докатившись до края неба, одним боком коснулось степи и замерло, набираясь решимости перед спуском в холодную тьму нижнего мира.
Нет, Бортэ, сказал мальчик после продолжительного молчания. Я хочу стать самым большим багатуром не только среди тайджиутов и хонкиратов. Прославиться среди всех народов, до самого края степи вот это дело!
Как ханы Хабул6 и Амбагай7?
Как Хабул и Амбагай. И как мой отец Есугей-багатур.
Вон какой ты, в голосе Бортэ прозвучало удивление, смешанное с восхищением. Я всегда знала, что у меня будет самый лучший муж на свете.
И, взяв Тэмуджина за руку, увлекла его в курень, к новым играм. Там к ним присоединились Алчи, младший брат Бортэ, и другие мальчишки и девчонки.
Увы, беззаботная пора очень скоро закончилась, и её сменила длинная череда несчастий.
Первый удар судьба нанесла, когда Есугей возвращался домой от хонкиратов. Он ехал один по степи и в сгущавшихся сумерках разглядел впереди костёр. Приблизившись, увидел группу татар, пировавших после удачной охоты. Прошло совсем немного времени с тех пор как Есугей-багатур воевал с этим племенем, но теперь между тайджиутами и татарами установился хоть и шаткий, но всё же мир.
Спокойно ли вы живёте? произнёс Есугей обычное в степи приветствие. И после утвердительного ответа добавил тоже традиционное:
Пусть ваша еда будет вам во благо.
Татары его узнали, отозвались в несколько голосов:
Да сбудутся твои пожелания, Есугей-багатур.
Да будут благословенны духи твоих предков, здоровы все родичи и обильны стада.
Пусть оберегут тебя Вечное Синее Небо, отец-Тэнгри и мать-земля Этуген.
Присаживайся к огню, отдохни с дороги и раздели с нами трапезу. Счастлив тот, у кого часто бывают гости.
Как же хотелось ему продолжить свой путь, не задерживаясь в кругу давних недругов! Но отказаться от приглашения он не мог: подобное считалось у степняков страшным оскорблением. Делать нечего: Есугей, спешившись, приспустил пояс с мечом, как полагалось по монгольскому этикету для демонстрации добрых намерений, и присоединился к пиршеству.
Вскоре после того как багатур снова тронулся в путь, он почувствовал недомогание. Лёгкий утренний туман стелился над остывшей за ночь степью, постепенно рассеиваясь; а в глазах у Есугея тоже клубился туман, который, напротив, делался всё гуще, всё кромешнее. У него кружилась голова, а в горле разрастался тошнотворный ком. По его лицу градом катился пот; руки и ноги отяжелели так, словно были закованы в железные цепи.
Вернувшись в родной курень, Есугей-багатур буквально свалился с коня. Сутки провёл в беспамятстве и бреду. А потом ненадолго пришёл в себя и сказал собравшимся вокруг него встревоженным домочадцам:
Дурно мне. Извели меня татары, отравили. Пошлите кого-нибудь за Тэмуджином, хочу повидать его.
К Дэй-сечену на взмыленном коне прискакал Мунлик, родич и нукер8 Есугея:
Беда с нашим багатуром, отравили его татары! Шаману не удаётся изгнать духов болезни из его тела. А Есугей томится душой и тоскует по Тэмуджину
Ты приехал взять мальчика? прервал Дэй-сечен многословного Мунлика.
Да, меня прислали за ним.
Раз сват так хочет видеть своего сынка, забирай его, согласился Дэй-сечен. А когда Есугею полегчает пусть возвращается сюда.
Мунлик и Тэмуджин, покинув пределы куреня, выехали к берегу Керулена. Здесь на обширной речной луговине паслись полсотни овец и десятка полтора коз, а чуть в стороне, отмахиваясь хвостами от слепней, жевали траву коровы. За ними присматривали хонкиратские девушки, распевая песни протяжные, как осенний ветер в степи; а женщины постарше бродили поодаль, в местах выпаса прошлых дней, и собирали в ивовые и берестяные корзинки аргал9, чтобы кормить им огонь в своих очагах.
По реке плавали дикие утки. Так близко, что подстрелить их смог бы и ребёнок. Но сейчас двум всадникам было не до охоты, потому их стрелы остались в колчанах, а луки в саадаках. Поторапливая коней, Мунлик и Тэмуджин ехали вдоль речного берега. Миновали луговину, затем заросли ивняка, за ней новую луговину; и свернули в степное густотравье.