Без четверти семь я фотографировал сосну с прогнувшимися под толстым слоем снега ветвями. Рядом со мной вырос чейто темный силуэт.
Эзра? окликнули меня. Я не сразу узнал раввина Хирша.
Шалом*, поздоровался я и пожал ему руку.
Приятно видеть, что ты не отказался от увлечения фотографией, сказал он. Эти слова меня удивили. Раввинто наверняка отлично знал, почему я перестал ходить в «Ешива Хай Скул». Запечатлевать удивительный мир, дарованный нам Богом, достойное занятие.
Эта фраза мне понравилась. Я даже подумал, что раввин может оказаться моим другом и союзником.
Спасибо, рабби, ответил я, стараясь прикрутить дерзкий тон, которым привык говорить с родителями, и спросил из любопытства, куда он идет.
Домой. Ходил в больницу, навестить миссис Тауб, в его голосе слышалась глубокая грусть. Мне захотелось хоть както утешить его, но я не знал, что сказать.
Ей очень плохо?
Раввин, стоя в холодной тьме, яростно закивал.
Не буду отвлекать тебя от съемки.
Да я уже, наверное, тоже домой пойду.
Многое в мире нельзя постичь умом, проговорил раввин, прежде чем уйти. Но у Бога есть план.
По дороге домой я задумался, способна ли моя камера этот план запечатлеть, у менято самого это никак не получалось.
Я устроился меж двух миров между общиной и школой. Одноклассники в школе Нахманида не задавали мне лишних вопросов. Они знали, откуда я, и догадывались: раз я не учусь в своей общине, значит, чтото пошло не так. Я ни с кем не сдружился и нередко чувствовал себя не в своей тарелке. Я был не таким, как они, а они не такими, как я.
Ученики носили современную модную одежду, но следовали определенным правилам (юбка до колена и длинные рукава для девочек, рубашка и никаких джинсов для мальчиков). Классы были смешанные, но при учителях никто из парней и девчонок и помыслить не мог прикоснуться друг к другу. Светские предметы преподавались лучше, чем в «Ешива Хай Скул», а религиозные хуже. По утрам нас собирали в школьной синагоге на молитву единственное отличие от прежней школы здесь заключалось в том, что по ту сторону мехицы были девочки.
Постепенно я начал знакомиться с другими ребятами. Они подходили с вопросами, которые мне казались неуместными и злыми.
А правда, что у тебя в общине женщин держат взаперти? спросил меня както раз парень по имени Адам.
Нет, ответил я и отошел.
Это была неправда. Женщин у нас никто взаперти не держал. Они много чем занимались и нередко участвовали в жизни общины и имели в ней куда больший вес, чем их супруги. Во многих семьях именно женщины приносили в дом деньги, пока мужья проводили дни за чтением. Именно женщины принимали самые важные решения, управлялись с домашними делами и управляли жизнью семьи. Возможно, извне они могли показаться благонравными, слабыми и бессловесными, но в том Брайтоне, где родился я, мне бы и в голову не пришло описывать ультраортодоксальных женщин такими словами.
Двумя часами позже, во время обеда, Адам подошел ко мне и извинился.
Прости, не хотел тебя обидеть.
Ты и не обидел, отрезал я.
Обидел. Я плохо выразился. Не надо было говорить «взаперти». Я имел в виду ну, что они мало что решают насчет своего будущего, с детства знают, что выйдут замуж и будут рожать детей, и ничего другого их не ждет, по глазам Адама было видно, что он опасается, как бы я снова от него не отошел.
А что, разве мужчины-харедим* чтото решают? спросил я. Они, насколько мне известно, тоже с детства знают, что женятся и будут рожать детей, и ничего другого их не ждет.
Адам не нашелся что ответить.
Вечером, лежа в кровати, я обдумывал слова Адама. Я заставил его замолчать и был этим доволен, но меня не покидала мысль, что сказанное им отчасти правда. В мире, где я жил, женщины были такими же узницами, как и мужчины. Но их роль в религиозной жизни была совершенно второстепенна: им не дозволялось изучать священные тексты, участвовать в обрядах и службах в синагоге лишь наблюдать за ними изза мехицы. Возможно, именно это Адам имел в виду, говоря, что женщин у нас держат взаперти?
Я лежал, погрузившись в мысли, и тут ктото сбежал по лестнице. Наверное, отец. Снизу послышались голоса. Говорил отец вероятно, по телефону. Дверь родительской спальни открылась, вышла мама. Я тихонько приоткрыл свою дверь и прислушался.
Мы уже выходим, сказал отец в трубку. Будем через пять минут.