Карми был вторым ребенком Таубов и ходил в «Ешива Хай Скул», но истории моего отчисления не знал тогда он учился еще в средней школе. Под его мягкостью скрывалась броня, под которой, в свою очередь, пряталась тоска по умершей матери. Я никогда не видел, чтобы он плакал по ней. Когда я смотрел на него, мне казалось, что глаза Карми полны мыслей, а голова слез. Но одно слабое место у него все же было: он боялся темноты. Но страх ему же и помогал он побуждал Карми вести себя так, чтобы по вечерам всем хотелось окружить его любовью и дружбой, поддержать в желании поговорить, дать утешение в горе, что он держал в себе.
Мы все его полюбили и отец, который наконецто забыл о своей ужасной хандре и открыл для себя силу слов, и мама, которая, попроси ее Карми, готова была хоть босиком по снегу бегать. И я тоже его полюбил, глядя, как мои родители наконец стали еще чьимито, и наслаждаясь тем, что их внимание больше не устремлено на меня. Но дело было не только в практической пользе: я искренне привязался к нему и хотел, чтобы ему у нас было хорошо. Его тепло и кротость поражали меня, пока он был с нами с первого прекрасного дня и до последней страшной ночи.
Хотя Карми отвели отдельную комнату, он попросился ночевать со мной. Сказал, что скучает по братьям, но ни словом не обмолвился, что боится темноты. И я, у которого никогда не было братьев и который никогда не спал с кемто в одной комнате, я с легкостью согласился, чем удивил самого себя, и был рад приютить его у себя, и с той самой первой ночи завороженно слушал во тьме его тихое, неровное дыхание.
Что ты больше всего любишь и что больше всего ненавидишь? спросил он меня както вечером, когда мы уже погасили свет.
Прежде чем ответить, я несколько секунд посмаковал эту новую возможность в моей комнате звучал еще один голос, мы могли подружиться.
Люблю фотографировать А ненавижу лицемерие.
Лицемерие?
Да. Когда притворяются, скрывают лицо под маской, чтобы казаться кемто другим или нравиться людям. Когда говорят то, чего не думают, или поступают вопреки нашим ценностям.
Даже в темноте я увидел, как блеснули темные глаза Карми.
А ты что больше всего на свете любишь?
Моих братьев и сестер, ответил он не раздумывая.
А ненавидишь?
Я тут же пожалел, что спросил подумал, мой вопрос заставит его вспомнить о смерти матери. Но тут же нашел себе оправдание: в конце концов, эту игру Карми начал сам. Ответил он не сразу, но, когда заговорил, в его голосе совершенно не было того спокойствия, к которому я уже успел привыкнуть.
Отца, проговорил он. А потом, будто ответ показался ему недостаточно ясным, повторил. Я ненавижу моего отца.
Почему?
Он плохой человек.
Мы надолго замолчали. А потом, когда глаза у меня уже слипались и я почти спал, Карми прошептал:
Эзра, пообещай, что никогда не сделаешь мне зла, и уснул.
Мистер Тауб долго не появлялся в обновленной семье Крамеров, и весь этот медовый месяц каждый из нас, и в первую очередь Карми, мечтал, чтобы так все и продолжалось. Вечерами мы подолгу разговаривали. Карми засыпал меня вопросами про школу Нахманида, ему хотелось знать во всех подробностях, насколько больше свободы у ее учеников по сравнению с теми, что ходят в школу в общине. Я пытался объяснить, что учеба в школе Нахманида еще не означает полного отсутствия правил. Иногда Карми выдавал всякие стереотипы, и я бесился. Он часто возвращался к тому, что девочки в моей школе носят юбки выше колена, а по факту это недвусмысленное приглашение к сексу до свадьбы.
Современная школа еще не значит развратная! в который раз завелся я. Мы тут, в нашей ультраортодоксальной общине, считаем, что любое течение иудаизма, на котором нет ярлычка «харедим», идет настолько против правил, что от иудаизма там ничего и не остается. Я живу в ультраортодоксальном мире, но регулярно бываю и в современном. Так вот, это не две противоположности. Есть бесконечное количество промежуточных вариантов.
Мой брат считает, что современные течения слишком охотно идут на компромиссы, возразил Карми, явно не слишком уверенно. Он говорит, что стоит отказаться от мехицы и цниута* и до греха всего ничего.
А я тебя заставлю поверить в обратное. Школа Нахманида отличное доказательство, что теория твоего брата трещит по швам.
Карми помолчал, а затем безмятежно проговорил: