Нельзя сказать, что господин Муа остался доволен исполнителем, найденным Джири, однако альтернативы не было, и после долгих колебаний и уговоров господин Муа и Джири все-таки заключили между собой договор, в результате которого Агекян получил билет на поезд и деньги на проезд и проживание. Ему в общих словах обрисовали задачу поисков и сообщили место явки. На работе Семен Аршавирович взял краткосрочный отпуск на похороны своей любимой армянской бабушки. Когда же ему в отделе кадров напомнили, что его бабушка умерла уже лет десять назад, Агекян не растерялся и объяснил, что речь идет о ее родной сестре, которая в годы его детства была его любимой бабушкой, и подкрепил свои слова шоколадкой и слащавой, как видели окружающие, и неотразимой, как полагал он, улыбкой. Шоколадки были всегда его основным аргументом в разговорах с секретаршами, которых он по жизни побаивался, всегда перед ними заискивал и голос на них никогда не повышал, орать он предпочитал на своих сотрудников.
3. НЛО у атомных заводов. Розуэлльский гуманоид
Нет ничего более безнадежного, чем пытаться дать прогноз погоды в Санкт-Петербурге хотя бы на пару месяцев вперед, поскольку стабильностью и предсказуемостью погода здесь не отличается. Два года в городе не было ни зимы, ни лета, ни солнца, одни хмурые набрякшие слезливые тучи. Город выглядел обиженно и уныло, отражаясь в реках и лужах сотней оттенков серого.
В летнюю пору, когда Москва неделями плавилась под лучами испепеляющего солнца и жара растекалась изнуряющими волнами на всем пространстве России от Волги до Сибири, в Питере люди продолжали ходить в курточках и под зонтиками. Теплые или просто солнечные дни старательно обходили северную столицу. Летящие из Европы облака наполнялись влагой Балтийского моря и сбрасывали ее на город, словно их, как разбухшую от влаги тряпку, кто-то выжимал. Именно тогда среди жителей возникла поговорка: «Выходя из дома, ты можешь надеть джинсы или даже шорты, но все-таки не забудь курточку, а лучше пуховичок».
Зимой ситуация была еще более странная. Например, на рождественские каникулы в Твери, что южнее Питера, машины замерзали за считаные минуты коротких остановок. В Архангельске, что существенно севернее, также стоял крещенский дубак в минус сорок градусов и все каникулы студенты грелись по домам, опасаясь высунуть нос на улицу. А в это время в Питере январь был вполне комфортный, с легким десятиградусным морозцем, правда, пока еще без снега.
Ради справедливости следует отметить, что и беды обходили город стороной. Ветра хоть и считались порой штормовыми, были вполне привычными, наводнения стали ручными и редко где вода выползала на газоны набережных. Торфяные пожары не затягивали улицы дымом, как в недавнем прошлом, когда, стоя у Дворцового моста, экскурсовод показывала туристам направление рукой: «Вот там находится здание Биржи, а немного правее при более благоприятных условиях вы могли бы видеть Заячий остров со шпилем Петропавловского собора». Складывалось ощущение, что город окружен своеобразной защитной стеной, создающей внутри микроклимат, благоприятный для жителей замшелых болот. Ясные дни случались настолько редко, что питерские детишки начали пугаться собственных теней, когда солнце вдруг выглядывало из-за туч.
Эта странная ситуация внезапно кардинально переменилась, словно в небесную канцелярию пришел новый главный управитель. Солнце вылезло на всеобщее обозрение и не спешило укутываться облаками даже тогда, когда синоптики предсказывали полную облачность и сплошной дождь. Феерически теплый май сменился солнечным июнем, и город наконец-то расцвел яркими красками лета. Нева и Финский залив снова засияли глубоким синим цветом, и по волнам заплясали слепящие глаза солнечные искры, листва и трава вызывающе зазеленели, и даже потрепанные перестройкой дома приобрели свойственную им столичную величественность.
Утром в один из таких уверенно солнечных дней Александр Александрович Соловьев легкой пружинистой походкой топал на Васильевский остров на работу по Тучкову мосту. Полы расстегнутой легкой курточки развевались при ходьбе, солнце золотило вьющиеся волосы, и во всем его облике проглядывало что-то легкое, вольное, есенинское.
Трамвай номер сорок, пощелкавший по стыкам улиц Петроградской стороны, лихо вкатился на Тучков мост и остановился. Перед ним на рельсах стояла ярко-красная иномарка. Пассажиров охватило легкое возбуждение. Водитель трамвая, согласно инструкции, не мог выпустить пассажиров вне остановки, но и самому ему не было никакой возможности проехать. Из иномарки вышла хрупкая девушка и с полным недоумением уставилась на собственную заглохшую машину. Кондуктор что-то ей вещал противным дискантом, а девушка лишь беспомощно пожимала плечами в ответ.