Люська обиженно отвернулась в сторону и тут же заорала не своим голосом: «Башня, башня!» Гоберидзе резко наклонил самолёт вправо и увидел уплывающую за них еле заметную во вновь начинающейся метели башню. «Так, теперь нужна железная дорога. А вот и она. Ещё кружок. Да, похоже, что это то, что мы искали, только с другой стороны!» Он прошёлся на бреющем5 вдоль станции. В одном из вырытых капониров6 разглядел танк со звездой на борту. Только после этого решил садиться.
Садымся, крикнул он Люсе в переговорную трубу. Ыз машыны нэ вылазыт!
Самолёт приземлился на окраине станции. Сразу же к нему из ближайших разрушенных домов выбежали два человека в ватниках. Гоберидзе достал и передёрнул пистолет.
Кто такие? подбежав к самолёту крикнул один из них.
А вы кто? спросил Гоберидзе.
Командир роты лейтенант Филиппов!
Нам нужэн штаб дывызии.
Да здесь он, сказал Филиппов, и кивнул на разрушенные дома.
Лудмылка, давай! приказал Гоберидзе.
Она вновь выбралась на крыло самолёта, спрыгнула вниз к встречающим их бойцам, и они побежали к домам. Там, найдя начальника спецчасти, она передала ему под расписку пакет, получила новый и побежала обратно к самолёту. А по станции уже била немецкая артиллерия. Свистели осколки, летела мёрзлая земля и комья снега, но она видела только свой маленький, но такой, как ей казалось тогда, надёжный самолётик.
Уже в воздухе Гоберидзе сказал: «Луса, то, что с намы случылась у той дэрэвны забуд. Ныкаму ны слова, а то мы с табой пападом пад трыбунал. Залэтэлы то мы в тыл к нэмцам. А зачэм?»
Так ничего же не было видно начала было оправдываться Люся.
Ты всо понял? оборвал её Буча. Эта тэбэ нэ в куклы ыграть! Шлопнут нас и всо. Ны кто ы разбыратца нэ будэт.
А погода, между тем, разошлась. Светило солнышко, и видимость была «миллион на миллион», как говорили лётчики. Настроение у Люси значительно улучшилось. Задание выполнено, от страха не осталось и следа. Показался и их аэродром. Буча выключил мотор и, обернувшись, спросил: «Споём?» Они частенько, возвращаясь после выполненного задания, пели в самолёте. У Бучи был не очень сильный, но приятный баритон. А про Люськин голос и говорить было нечего. Так что обслуживающие аэродром солдаты и вольнонаёмные, которые трудились в столовой, прачечной и санитарной части, с удовольствием слушали их импровизированные концерты.
И вот в воздухе, над засыпанным снегом аэродромом и штабом полилась их любимая песня:
«Вечерний звон, вечерний звон,
Как много дум, наводит он».
И надо же было такому случиться, что в это время в их штабе находился командир дивизии, заехавший узнать, удалось ли передать срочный пакет командиру соседней дивизии.
Это почему у вас патефон7 так орёт? спросил он у командира батальона. Вам что делать тут нечего? Или война закончилась?
Да это не патефон, улыбнувшись, ответил комбат. Это вон с того самолёта поют. Разрешите доложить! Ваше приказание выполнено! Пакет доставлен по назначению!
Тебе что, известие сорока на хвосте принесла? Ведь только что ты не знал этого.
Так вот те двое, что поют, и выполняли Ваш приказ. А раз поют, значит выполнили.
Генерал посмотрел в небо на летящий самолётик и вдруг, улыбнувшись, подмигнул комбату.
А ведь неплохо поют, черти! сказал он. Кто такие?
Рядовая Макеева бывшая студентка Гнесинки8, и лейтенант Гоберидзе бывший истребитель, но после ранения списан из истребительной авиации.
Я же тебя просил, если появятся голосистые, сообщать мне. Ты же знаешь, что нашу концертную бригаду разбомбило. А командующий фронтом мне уже дважды замечание делал, что я совсем не занимаюсь организацией отдыха бойцов Так! Этих двоих, как сядут, ко мне!
Он повернулся и пошёл в штаб.
Так, товарищ генерал! заголосил ему в спину комбат. Я же не могу остаться без лётчика, да и курьеров у меня всего двое с допусками. А пока других оформят
Ничего, поставил точку комдив, мы тебе нашими поможем. И пилота не хуже подберём.
Вот так Людмила и Гоберидзе попали в дивизионную самодеятельность, где она и встретилась со своим аккомпаниатором Колей Сверловым, играющим на баяне. Затем их перевели во фронтовую концертную бригаду.