Темноволосая понимала, что задевает ту за живое. Возможно, у баргустов и не принято было так неприкрыто о чувствах говорить и показывать их, но это ведь была принцесса дурф. Та, которая просто любила и более ничего поделать с собой не могла.
Вполне возможно, но также помнится мне, что Вы говорили и том, что нас связываю узы семейные, так почему же Вы так яростно отрекаетесь от собственных слов, царица?
Аэль от такой редкой наглости была готова под землю провалиться. По всем меркам словесные нападки дурфы были уже слишком, внутри растекался не огонь, а густая раскаленная лава, обещая выплеснуться в что-то совсем тяжелое и непривлекательное. Но как только Аэль ощутила жар на спине, а вместе с тем обеих хлестнул обжигающий ветер, царица заставила себя взять в руки, сдержанно выдернув руку, которую удерживала прежде Дорэль, ей отмахнувшись от брюнетки, царица затормозила и повернулась к лагерю.
Принцесса Дорэль, тогда Вы были одной из бескрылых, в моем распоряжении, в моем отряде. Отряд одна семья. Но это не значит, что каждая из дочерей Воздуха, что считается Скрытым Клинком, создает семью с другой дочерью посредством халрарства.
Выдохнув вновь воздух, девушка провела языком по высохшим губам и немного поостыв, вплела пальцы в яркие, как пламя, непослушные волосы.
Прекратите Дорэль так себя вести. У баргустов так не принято, а Вы сейчас среди бескрылых и говорите с царицей клана Великой Переменчивой, ее заветом я теперь являюсь опорой клана, а не чьим-либо иным. Коли Вы не имеете ко мне никаких дел, я Вас покину. Да хранит Вас и направляет Переменчивая.
Отрывисто обернувшись, Аэль приложила ненадолго кулак к груди и развернулась, пустившись бегом к белым полотнам шатров. В стороне горизонта собирались тучи, так странно, ведь диск Огненной светил ярко и голубое небо не предвещало бури.
Лора устроилась на соседнем стуле, разместив локти на столе, подпирая ладошками подбородок и начиная свой рассказ.
В замке, на приемах и празднествах звучит музыка. Но, по правде говоря, я не очень люблю такие мелодии. Они скучны, монотонны, в них нет жизни, которая струится в песнях народа. Ах, Каска, мы с Дорэль знаем столько песен, меня восхищает её голос. Когда она поёт, в сердце колокольчиком отзывается радость. Так и в детстве, когда матушки были заняты делами, сестра всегда пела мне колыбельные. С ней всегда было тепло и спокойно, так что я быстро засыпала.
Воспоминания ворохом белых цветов окутали дурфу, которая даже прикрыла свои глаза, погружаясь в них. Очередной раз в её словах показывалась вся та любовь, которую она испытывала к старшей сестре. Благоговейное и трепетное чувство согревало её долгие годы, но его теснило другое, совершенно новое. Это была любовь, что испытывают только к избраннице. Мягким и пушистым зверьком она ворочалась в груди. Но, может, она бывала и другой?
Каждая песня народа передает чувства написавшего её. В них бывает грусть, а бывает и радость. Они переполняют тебя, когда ты их слышишь, а когда поешь сам проживаешь все эти чувства, все эти слова. В них есть истина, в них есть улыбка Небесной и она всегда рядом. Наполняет нас добротой и любовью. И я хочу делиться ими. Думаю, именно поэтому я и стала целительницей, так я могу делиться даром Великой и излечивать раны.
Вот как. Знаешь, это очень похоже с нашими песнями. То, что они передают чувства.
Пояснила Каска, выбирая с чего начать, правда пока желудок не решил забастовать. Тогда просто приступили к самому горячему, деля хлеб и сыр параллельно делу.
Мм, профто мы не знакомы с семейным укладом. Ф плане того, что дочери растут с другими дочерями.
Пояснила, шепелявя набитым ртом, Каска, услышав про то, как пела сестра Лоре песни.
Очень редко родители жили достаточно долго, чтобы растить гутов, еще реже хватало времени. Но, если есть возможность, то от верховной хал забирают гута и, конечно же, проводят ночи и вечера вместе.
Рассказала Каска уже прожевав.
Лора слушала Каску затаив дыхание. Её возмутили слова воительницы. Будь она чуточку храбрее, то сказала бы всё, что думала на этот счет, да только мысли все разогнала одна единственная. Она погрузила милосердную в печаль, отчего та даже голову склонила, скрывая навернувшиеся на темные глаза слезы.