Из обстановки выделили им самое необходимое, остальные твои вещи заперты там в комнатушке, вот тебе ключ.
- Ладно, - сказал Лукашин, подумав. - Пускай живут. Ничего...
И поехал обратно на Кружилиху.
Наконец-то приехал Павел - и все ожило в доме Веденеевых! Просияло, помолодело лицо Никиты Трофимыча, забегала, заболтала, закричала от радости Марийка, захлопотала Мариамна, готовя большой пир. Жив-здоров вернулся Павел, а что нога с протезом - что поделаешь. Одет-обут, как все люди, ничего даже не заметно...
Павел почти не изменился, только немного пополнел и на висках появились большие зализы - начал лысеть.
- Старею, папа, старею! - сказал он.
- Ничего подобного, - сказал Никита Трофимыч. - Все Веденеевы рано лысеют, это у нас родовое. - Присмотревшись к сыну, старик увидел проседь в его волосах и огорчился: - А вот это уже не родовое. Это - война тебя выбелила.
- Кого она не выбелила! - сказал Павел.
Он попросил дать ему Катины письма. Катя, Катерина, его жена, работала на Украине, в Мариуполе, ее послала партия. Павел читал ее письма, зажав Никитку между коленями, как будто не хотел больше ни на минуту отпустить от себя сына. Никитка еще не успел заскучать от такого ничегонеделанья, стоял тихо и смотрел отцу в лицо.
Потом Павел прочел письма Андрея. Эти хранились у Никиты Трофимыча в шкатулке, оклеенной мелкими ракушками; там же лежало несколько рисунков, которые Андрей прислал с фронта... Павел аккуратно положил письма на место, отстранил Никитку и вышел молча. Нерадостно показалось ему дома он заново переживал и гибель брата, и разлуку с женой.
Вечером собрались на семейный ужин. Кроме хозяев, были Марийка с Лукашиным и Мартьянов. Павел был приветлив, рассказывал о фронте, о госпитале, шутил, но все как бы вполголоса; веселья не получалось. Потускнел, глядя на него, и Никита Трофимыч. Марийка выпила две рюмки, положила локоть на стол, лицо уткнула в локоть - заснула, как младенец. Жизнерадостно разглагольствовал один Мартьянов.
- Трагедия заключается в том, - говорил он, - что все помрем, так или иначе. Кто мне даст гарантию, что моя смерть будет легче, чем смерть воина, сраженного в бою? Может, я буду страдать в сто раз больше. Сдохну, замученный докторами и сиделками, отволокут на кладбище, ни памятников, ни салютов, ни орденов не понесут перед гробом, разве что сыграют какую-нибудь музычку... Но я не об этом хотел. Об чем я хотел?.. Да, - в этом заключается человеческая трагедия, а задача заключается в том, чтоб жить. Умей скорбеть, умей и помереть доблестно, но умей и радоваться жизни. Живем-то ведь один раз! Квартирка временная, а ничего! Каждый день, абсолютно каждый день приносит удовольствие, - друзья!.. Разве нет? Котеночек вон играется; Никитка, прекрасный ангел, к отцу припал; не удовольствие смотреть на него? Поговоришь с умным человеком, почувствуешь его ум и свой ум, игру эту умственную почувствуешь, силу разума, - два властелина природы беседуют, два царя, - не удовольствие?.. Я вам даю честное слово, каждый день жизни - как отборный огурчик, как вот этот красивый огурчик, - хорошая ты хозяйка, Мариамна Федоровна; дай тебе бог. Хороша временная квартирочка, невзирая на все печали...
Пришел Рябухин. С Павлом ему довелось работать не много: несколько летних месяцев 1942 года; потом Павла взяли в армию. Но у них были общие воспоминания о том времени - они вместе добивались снятия директора завода.
В мирное время завод занимался только станкостроением, и все шло благополучно. Когда началась война, производство было частично переведено на военную продукцию, для этого выделили большую часть цехов. На остальные цеха легла двойная нагрузка: южные заводы, эвакуированные в тыл, только что обосновались тут и продукции давали мало; пришлось напрягаться местным заводам.