- Бежим! - сказала Марийка. - А то опоздаем! - И, схватившись вдвоем за столик, счастливые и довольные, они побежали к платформе.
В вагоне было мало народу. Они сели в сторонке от всех, глядя друг другу в глаза. Лукашин взял Марийкину руку и пожал.
- Спасибо тебе, - сказал он.
- За что? - спросила Марийка, улыбаясь.
- За то, что ты хорошая, - сказал Лукашин.
Шары Марийка забыла выбросить из карманов - так и привезла их на Кружилиху.
Опасения Никиты Трофимыча оправдались очень скоро. Однажды утром выяснилось, что нет денег даже на обед.
- Надо что-нибудь продать из вещей, - сказал ошеломленный Лукашин. Что-нибудь из старья, чтобы продержаться.
Марийка молчала со скучным лицом. Лукашин вздохнул и сказал:
- У меня есть как раз одна такая вещь.
- Какая вещь? - спросила Марийка.
- Кожаная куртка.
- А тебе она что - не пригодится?
- Она совсем старая. Ее носить уже нельзя.
- Тебе нельзя, а другим можно? - спросила Марийка.
- Как ты сворачиваешь!.. - обиделся Лукашин. - Конечно, может кому-нибудь понадобиться. У нее подкладка совсем хорошая. Только ты продай.
- Почему я?
- Я мужчина, - сказал Лукашин, - мне неудобно.
- Ну, нет, знаешь, - сказала Марийка, - сроду не торговала и впредь не буду. Я стахановка, мне неприлично на базаре стоять с барахлом.
- Подумаешь! - возмутился Лукашин. - Какая графиня!
- Вот уж такая графиня, - отвечала Марийка и ушла на работу.
Пришлось Лукашину самому идти на рынок. Он встал в сторонке и, стесняясь, развернул свой товар. Сперва он держал куртку на руке. Потом взял ее обеими руками за воротник. Потом повернул к зрителям подкладкой... Один человек подошел, спросил:
- Сколько просите?
Лукашин хотел просить двести, но почему-то сказал сто.
- Двадцать пять дать? - спросил человек.
Лукашин замялся. Человек отдал ему куртку и равнодушно отошел.
"Надо просить пятьдесят, - подумал Лукашин, - так вернее будет".
Но ему не у кого было просить пятьдесят, потому что никто к нему больше не подошел. Лукашин постоял и пошел домой. У дверей квартиры он столкнулся с Мирзоевым. Мирзоев отправлялся на свадьбу к приятелю и заходил переодеться. Он был в толстом мохнатом пальто и шляпе, от него пахло одеколоном, черные усики его были идеально подстрижены.
- А, сосед, добрый день! - приветствовал он Лукашина. - Ну, как дела? Еще не работаете?
Лукашин пожаловался на свои затруднения.
- Что вы говорите! - сказал Мирзоев. - Один покупатель и двадцать пять рублей?.. А ну, покажите.
Он развернул куртку.
- Старовата. Лет пятнадцать, должно быть, носили... Потеряла цвет. Вот так у нас на сиденье вытираются штаны... Гм. Двадцать пять рублей?
"Если он предложит пятнадцать, - подумал Лукашин, - я отдам".
- Она совсем крепкая, - сказал он робко.
- Вы ее не продадите, - сказал Мирзоев. - Ну-ка, идемте.
Он помчался как ветер: он боялся опоздать на свадьбу... Лукашин - за ним. Примчались на рынок.
- Вы только, пожалуйста, ничего не говорите, - попросил Мирзоев. Стойте рядом, и больше ничего.
Он небрежно накинул куртку на одно плечо, поверх своего мохнатого пальто. Шляпа его сидела набекрень, ботинки на толстой подошве сверкали. Лукашин не успел оглянуться, как их окружила толпа.
- Что стоит? - спрашивали Мирзоева.
- Двести рублей, - отвечал Мирзоев.
"Он с ума сошел", - подумал Лукашин.
- А сто? - спросил один из покупателей.
Лукашин толкнул Мирзоева.
- Я не спекулянт, - сказал Мирзоев с достоинством. - Вы разве не видите, какая кожа?
- Была, - поправил кто-то.
- Мало ли что! - холодно сказал Мирзоев. - В общем и целом, вещь стоит двести.
Была короткая пауза, стоившая Лукашину сильных переживаний.
- Я даю двести! - сказал вдруг голос в задних рядах.
- Я же торгуюсь! - возмутился первый покупатель. - Может быть, я тоже хочу дать двести. Гражданин, получайте.