Вот и наливай!
Вот и налью!
Наливай!
А ты мине не указывай! Ишь какой! Слухать не хошь, от чего пиво моё брюхо ж-ж-жгёт, а туда ж-ж-же ещё! А вот ж-ж-жгёт его от гуавно!
Чего, чего? Какого такого говна?
Вовсе и не говна, а от гуавно, которое птицы вырабатывают.
Это ж как они его вырабатывают?
Как все люди, через ж-ж-жопу! гордо ответил Досифей. Я его с под крыши наскрёб, и в брагу накидал. Я тебе сичас покаж-ж-жу, у меня ещё маненько осталось где-то.
Ах, ты засранец ты поганый! Друга говном напоил! Да за это знаешь, чего делают?.. Морду бьют, вот! вознегодовал Флегонт, и, приподнявшись, замахнулся, но не удержался на ногах и повалился с лавки на пол, переворачивая по-пути стол, который опрокинул флягу с брагой.
А-а-а! взревел Досифей и бросился с кулаками на Флегонта.
Они лупасили друг друга до тех пор, пока не обессилели, и пока с лица не потекла кровь.
После побоища, Флегонт с трудом встал на ноги и, покачиваясь, направился к двери.
Досифей проводил взглядом закрывающуюся за ним дверь, и тотчас, не поднимаясь с пола, захрапел с глубоком пьяном сне.
Клавдия сидела у окна и с тоской в глазах смотрела на бьющие по стеклу снежные струи.
И где его черти носят? шептала, и предчувствие беды сжимало её сердце.
Всю ночь печная труба тянула тоскливую ноющую песнь. Беспокойно спала Клавдия под её вой. Беснующаяся вьюга стихла лишь под утро. С первыми проблесками света Клавдия повязала на голову шаль, надела зипун и, сунув ноги в валенки, вышла из дома.
Ноги сами повели её в сторону дома Досифея Кривоносова. Прошла не более пятидесяти метров, сердце сильно кольнуло, грудь сжала чья-то тяжёлая «рука», трудно стало дышать, не было возможности вздохнуть полной грудью. Остановилась. Превозмогая боль в груди, глубоко втянула в себя морозный воздух. В груди что-то щёлкнуло, дышать стало легче.
Отпустило. Слава Тебе, Господи! проговорила Клавдия, сделала шаг в сторону. Путь преграждал снежный бугор. Намело, подумала, и чуть было не упала, запнувшись обо что-то твёрдое скрытое снегом. Вот беда, чуть было не расшиблась, сказала, всматриваясь в снежный нанос.
Из сугроба выбивалось что-то тёмное. Клавдия всмотрелась, и тотчас крик разорвал застывший морозный воздух. Из снега торчал сапог. Клавдия узнала его. Это был сапог её мужа.
С остервенением разгребала Клавдия снег, шаль скатилась с её головы, рукавицы слетели с рук, но она не чувствовала холода. Показалось тело мужчины. Женщина не хотела верить своим глазам, до крови кусала губы. Ползала вокруг тела, открывавшегося её взгляду, и вот уже показалось лицо замерзшего человека. Снимая рукой и сдувая снег с его лица, она стонала, трясла мужа, просила его встать, и идти домой, но он был безучастен к её словам.
Хоронили Флегонта Филимоновича Кудряшова на третий день. На нём была новая рубашка, та, что сшила ему Клавдия к Светлому Христову Воскресению.
Козу съел
В дом к отцу Исидору, несущему церковную службу в селе Усть-Мосиха, пришли прихожане. Пришли проведать батюшку, не пришедшего на утреню.
Постучали в дверь дома батюшки, тишину услышали.
Не беда ли, какая? сказали и, с опаской отворив дверь, вошли в прихожую.
В доме было холодно, печь не топилась. Некому было её растопить. Попадьи у святого отца Исидора не было, а девку Ульяну, что следила за домом и ухаживала за ним самим, прогнал. Полгода проработала у него Ульяна и за три дня до праздника Богоявления попросила у него оплату за свой труд. Обозлился Исидор, сказал:
На всём моём живёшь, в тепле моего дома, а не улице. Какую себе ещё оплату требуешь? Полгода молчала и вдруг нате вам денежку дайте. Нашто они тебе деньги-то нужны?
Так это когда и конфект хочется, да и ленты уже все пообтрепались, сарафан в дырах, даже тряпицы на латку нет. Ни иголки, ни нитки На люди стыдно выйти, ответила Ульяна.
А ты не ходи! Нашто тебе люди?
Как нашто? А в церкву сходить, на икону помолиться. Свечку за упокой матушки и папеньки поставить. А и пряник сладкий хочется.
Хочется, расхочется. Я тебе созволяю вечерять чаем с сахаром со мной рядом. Развешь этого мало? Я и сам-то всего три раза чай с сахаром пью, так мне это нужно, чтобы силы были службу несть, а тебе сахар вообще противопоказан. От него зубы крошатся и червь их точит. Во-о-о! ткнув указательным пальцем в потолок, заключил Исидор.