Около семи они услышали знакомый грохот это наверху к дому подъехал ситроен. Спустя еще мгновение по винтовой лестнице спустился Мишель, а за ним улыбающийся Тео.
Как все прошло? обратилась к нему Селин, поднимая глаза от очередной бочки и отряхивая руки.
Чудесно, ответил Тео, и впервые за много месяцев Селин увидела, что в его глазах светится надежда. Цель в том, чтобы заставить Клебиша иметь дело не с каждым из нас в отдельности, а с организацией, представляющей нас всех. Тогда мы сможем разделить этот оброк по справедливости.
Идеальное решение! радостно воскликнула Инес и захлопала в ладоши, однако хмурый взгляд мужа ее остановил.
Шаг в верном направлении, осторожно заметил Мишель. Но на собрании было также сказано, что Клебиш еженедельно реквизирует в Шампани пятьсот тысяч бутылок.
Пятьсот тысяч? переспросила Селин. Как же мы это выдержим? Если виноград снова не уродится
По крайней мере, Тео взглянул на жену, они прекратят стоять у нас над душой, требуя самые ценные сорта. Верь мне, Селин, объединение правильная вещь, и отрасль выстоит. Все будет хорошо.
Мишель кашлянул, Селин подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Похоже, им обоим пришло в голову одно и то же что Тео не понял сути. Война ставит под угрозу не только производство вина.
Так или иначе, с новой схемой наверняка будет легче, заключил Мишель, после чего еще раз посмотрел на Селин и какую-то долю секунды удерживал ее взгляд. Ну, а как у нас продвигается проверка бочек?
Тем вечером Тео притянул к себе Селин, как только та улеглась рядом с ним в постель, но она с удивлением обнаружила, что тело отказывается отвечать на ласки, и лишь усилием воли смогла заставить себя расслабиться.
Шампанское выживет. Тео погладил ее по щеке. Прикосновение мозолистой руки казалось странным и непривычным, Селин не помнила этого ощущения. Сегодняшнее собрание, Селин, понимаешь, сегодня я впервые почувствовал, что решение существует. Де Вогюэ умнейший человек.
Да.
Он о нас позаботится. С вином все будет в порядке. Тео опять коснулся ее лица, потянулся губами к ее губам, и тут она не сдержалась:
А с людьми? Неужели тебе есть дело только до вина?
Тео замер, потом отодвинулся и перевернулся на спину. Селин закрыла глаза в темноте. Она сердилась на себя: не стоило напоминать мужу о страхах, которых тот не разделял.
Конечно, не только, поспешно ответил Тео. Но о вине приходится думать ведь в нем вся наша жизнь, Селин.
Нет, Тео, не вся. Мы делаем вино, но оно не мы сами. Если немцы завтра уничтожат наши виноградники, мы попробуем что-нибудь придумать. Но что, если они уничтожат моих родных? Если это уже случилось?
Селин, не надо. Твои родные в безопасности, все будет хорошо, увидишь.
Как знать? Перед глазами Селин встало лицо отца, плечо ощутило тяжесть сильной руки деда, а щека прикосновение теплых бабушкиных губ, и ей вдруг стало невмоготу лежать рядом с Тео. Без единого слова она выбралась из постели и двинулась к двери спальни, задержавшись лишь для того, чтобы взять длинный свитер, который висел на спинке стула в углу.
Селин, что это за сцена? Куда ты?
Подышать воздухом. В темноте она прошла к задней двери, отчасти ожидая, что Тео бросится за ней и попросит прощения за свою черствость. Но он не стал вставать, и Селин подумала, что это многое о нем говорит.
Снаружи все было залито светом почти полной луны. Селин направилась к погребам. Там, наедине с дремлющими бутылками, она могла успокоиться. Тео не верил, что вино ее заботит, а зря на самом деле заботило, и очень глубоко. Просто ее сильнее, чем мужа, беспокоила реальная жизнь работников; в каждой бутылке она чувствовала их сердца и души.
Оказавшись под землей, Селин попала в привычные объятия чернильно-черной тьмы, а у подножия каменной лестницы зажгла керосиновую лампу, и по стенам заплясали знакомые тени. Она глубоко вздохнула и тут же замерла: в одной из камер впереди справа послышалось легкое царапанье. Неужели там кто-то есть? Селин стояла не двигаясь, ее сердце колотилось.
Конечно, разумнее было бы развернуться, погасить свет, выбраться наверх и поспешить домой. Но ее внезапно охватила решимость. Пусть немцы навязывают виноделам свои правила и реквизируют у них бутылки, на это священное место под землей у Германии не могло быть никакого права. Во все годы своей истории оно принадлежало только Франции, как стареющее вино принадлежит здесь самой земле, окутывающей его со всех сторон и творящей над ним волшебство. И не сумев себя остановить, Селин сняла туфли и, ступая как можно тише, пошла по узкому проходу.