А Кости здесь нет? спросил Вика.
О чем ему с убийцей толковать? Ты нам расскажи, Виктор, про то, как колобродил спьяну и непременно в деталях, ржал у него над ухом бывший участковый Сорокин, выгнанный с работы за взятки и за пьянство.
А незнакомый парень был и вовсе готов лопнуть от смеха.
Один только Полковник был серьезен и можете себе представить, как трудно ему было сохранять пристойность при таких странных обстоятельствах. Он мечтал умереть на поле боя, но никто этого не знал, зато каждая в округе собака знала, что его убили по пьяному делу в туалете.
Вика подошел к своей машине и пнул по колесу. Что-то было не так. Шина ответила ему пружинистым отскоком, но колпак с колеса выпал и, звеня, покатился по асфальту. Все смотрели на него с ожиданием: а что дальше? Вика побежал за колпаком.
Раздался взрыв, и Вика осел на землю. В руках он сжимал ненужный теперь колпак, который спас ему жизнь.
Мимо, выдохнул он.
Ты в порядке? прозвучал голос Иван Иваныча.
Вика тряс головой и поводил плечами, судя по движению губ, он что-то говорил, но что он хотел сказать, осталось неизвестным.
Стоило посмотреть, как весело горела машина: сама собой открылась дверь, из которой никто не вышел. Казалось, вот-вот что-то произойдет.
Неужели взорвали? спросил Сорокин. А я собирался на ней ехать.
Террористы, товарищи, сказал Вика.
Ладно, ответил Сорокин.
В террористов он поверить еще мог.
Вика сидел на железной оградке, идущей по периметру газона, который мог стать кладбищем, и держал в руках банку с пивом.
Да я и сам не знаю, как это вышло, говорил он. Обидно до слез. Не потому что машины жалко, которую я любил, и вчера ей поставил запасное колесо, за которое еще не расплатился. Чепуха, конечно, мне оно почти даром досталось от Сорокина. Обидно вот что: никто не знает, за что меня хотели убить, и, боюсь, теперь никогда не узнает. Не знаем же мы вот до сих пор: кто убил Полковника?
Или же кого он хотел убить, уточнил Прокопьич.
А это не ты часом его на небеса отправил? Только честно.
Ворошиловские стрелки не лгут, ответил старик с вызовом.
Стрелки все одинаковые, возразил парень.
Ворошиловский это бренд, возразил Вика. Каждый идет под номером, как оружие.
Они смотрели, как приехала пожарная машина, из брандспойта тушили пожар. День выдался не слишком удачный. Из-под струи пены появлялись предметы, о назначении которых теперь догадаться было лишь приблизительно.
Да ты не мучься, повезет в любви, сказал незнакомый парень.
В любви, меланхолично повторил Вика и посмотрел на отвалившийся колпак.
В любви, говоришь? усмехнулся Сорокин.
Вика не шевелился. Мучительные вопросы не отпускали его.
Жив? осведомился Иван Иваныч, подавая ему руку.
Как всегда, Вика встал и пошел, шатаясь, словно был пьян в дымину.
Мафия? спросил Иван Иваныч. Или сам машину ремонтировал?
Мафия, был ответ. И насчет ремонта тоже не исключено.
Вот еще одной головной болью меньше, сказал Сорокин, вернувшись с колпаком от колеса.
Вика взял у него колпак.
Застрахован? сочувственно спросил Иван Иваныч.
Нет, не успел. Костю дождемся и пойдемте на речвокзал, сказал Вика.
Ну, я пошел, у меня еще дела в прокуратуре, сказал Сорокин. С деньгами не тороплю, все понимаю.
Иди, иди.
Я вас нагоню.
Можешь не торопиться
Не в пример прокуратуре, а на речвокзале его не жаловали.
Как раз в это время участковый Костя трудился в кабинете у следователя над ходатайством, в котором описывал жизненный путь Виктора Серова. Дело было заведено, но версий не имелось, а в свидетельских показаниях сам черт сломит. Нынешний участковый Костя был целиком на стороне Вики, а бывший, пьяница и вымогатель Сорокин железно стоял против.
Взрыв потряс стены и потолок кабинета, мелко дребезжали трубками лампы дневного света.
Костя замер у окна:
Если я правильно понял, то это драндулет Серова взорвался, опознал он. Доездился, студент. Говорил я, надо масло было менять.
Тут дело посерьезней, возразил следователь. Терроризм или диверсия.
Масло надо было менять, а не колесо, стоял на своем Костя.
Следователь закрыл глаза на некоторые особенности поведения Серова, не получившие истолкования в материалах уголовного дела. Благодаря заступничеству Кости его оставили на свободе, но надолго ли?