Я валом займусь, а вы пока кофею похлебайте… Клянусь Христом-Спасителем! Да этот проклятый подшипник раскалился докрасна!
Додсон со стуком поставил термос на палубу.
– Вы что, оглохли? – спросил он резко. – Как вы здесь оказались? Кто вас послал? Ваш боевой пост во втором котельном отделении!
– Грайрсон меня прислал, вот кто, – грубо ответил Райли. Смуглое лицо его оставалось невозмутимым. – Дескать, машинистов не может выделить. Очень уж они незаменимые, мать их в душу… Не переборщил?
Густое, вязкое масло медленно стекало по перегретому подшипнику.
– Инженер-лейтенант Грайрсон! – чуть не со злостью проговорил Додсон. Тон, каким он сделал это замечание, был убийственно холоден. – Ко всему, это наглая ложь, Райли. Лейтенант Грайрсон и не думал вас сюда присылать. Скорее всего, вы сказали ему, что вас послал сюда кто-то другой?
– Пейте свой кофей, – резко проговорил Райли. – Вас в машинное вызывают.
Инженер-механик стиснул кулаки, но вовремя сдержался.
– Ах ты, нахал! – вырвалось у него. Но он тут же опомнился и ровным голосом произнес: – Утром явитесь к старшему офицеру за взысканием. Вы мне за это заплатите, Райли!
– Ничего не выйдет.
«Чтоб ему пусто было, – в ярости подумал Додсон. – Еще и ухмыляется, наглец…»
– Это почему же? – спросил он с угрозой.
– Потому что вы обо мне не станете докладывать. – Райли, похоже, испытывал несказанное удовольствие от беседы.
– Ах, вот оно что! – Додсон быстро оглянулся. Губы его сжались. Он осознал, как он беспомощен здесь, в этом темном тунмеле. Поняв вдруг, что должно сейчас произойти, он взглянул на крупную, зловеще ссутулившуюся фигуру Райли. «И ещё улыбается, – подумал Додсон. – Но никакая улыбка не скрасит это уродливое звериное лицо. Улыбка на морде тигра…» Страх, усталость, постоянное напряжение – все это творит с людьми ужасные вещи. Но их ли вина в том, во что они превращаются, а также в том, какими рождаются на свет?.. Если сейчас что-то случится, то прежде всего по вине его самого, Додсона. Стармех помрачнел, вспомнив, как Тэрнер назвал его самым последним олухом за то, что он не захотел отправить Райли за решетку.
– Ах, вот в чем дело? – повторил он негромко. Повернувшись лицом к кочегару, он крепко уперся ногами в блок подшипника. – Это тебе с рук не сойдет, Райли. Можешь схлопотать двадцать пять лет каторги. Попробуй только…
– Да черт побери! – раздраженно воскликнул Райли. – О чем вы толкуете, сэр? Пейте свой кофей поживей. Не слышали, вас в машинном ждут! – повторил он нетерпеливо.
Додсон как-то обмяк и стал неуверенно отвинчивать крышку термоса. У него вдруг появилось странное чувство: словно все происходит не наяву, а во сне, словно сам он зритель, посторонний наблюдатель, не имеющий никакого отношения к этой фантастической сцене. Голова все ещё страшно болела.
– Скажите, Райли, – сказал он негромко, – почему вы так уверены в том, что я не подам на вас рапорт?
– Да подать-то вы можете, – снова повеселел Райли, – только завтра меня самого в каюте у старпома не будет.
– То есть как так – не будет? – Это был полувызов, полувопрос.
– А так, – усмехнулся Райли. – Потому как старпома не будет, да и каюты тоже не будет. – Блаженно потягиваясь, кочегар сцепил на затылке пальцы рук. – Вообще ничего не будет.
Не столько слова, сколько интонация, с какой они были сказаны, заставила Додсона прислушаться. Он вдруг сразу понял, что, хотя Райли и улыбается, ему вовсе не до шуток. Додсон с любопытством взглянул на кочегара, но ничего не сказал.
– Только что по трансляции выступал старпом, – продолжал Райли. – «Тирпиц» вышел в море. В запасе у нас всего четыре часа.
Эта простая фраза, сказанная без всякой рисовки, желания произвести впечатление, исключала всякое сомнение. «Тирпиц» в море, «Тирпиц» в море, твердил Додсон мысленно. У них осталось четыре часа.