Бог Смерти, шёпотом объявляю я и вязну в тени кабинета.
Вы знакомы? хмурится Хозяин Монастыря.
Тебя это пугает или удивляет?
Сейчас не до твоих издевательств, Луна. Появление Бога Смерти дурная примета, знаешь ли. Его имя себя оправдывает.
Разве же он убийца?
О, ни за что. Суд вершится не его руками. Он лишь гонец, что приносит благие или дурные вести. Но без вестей не является, беда в этом.
Я мыслю о граничащих друг с другом понятиях жизни и смерти. О взаимозаменяемых понятиях. Одно есть отсутствие или следствие другого. Ты даёшь, ты забираешь. И право отнять жизнь у тебя есть, ежели ты способен породить новую. Вот только не порождаются опыт, дух и ум в этом проблема. Выходит, и право отнимать нет.
А ты убивал, верно? решаюсь спросить Хозяина Монастыря.
Тот бросает спесивый взгляд и ведёт бровью, подкашливает и усмехается.
Своими руками, Ян, уточняю следом, дабы лишний раз напомнить, что кровь, пущенная чужими, но под его началом, принадлежит хозяйской голове.
Дерьмо случается, Луна. Бывало.
Сколькими нужно пожертвовать, дабы укрепить дрожащую руку?
А скольких ты убил?
Тебе эта информация ни к чему, отвечает Ян.
Ты просто не помнишь! горько насмехаюсь следом.
А если бы и помнил, что бы это изменило?
Смотря, что для тебя жизнь, перебиваю раздосадованное лицо и вмиг разгневанный голос.
Ничто, спокойно говорит мужчина. Я Бог, Луна, и для меня жизнь ничего из себя не представляющая величина: одна из миллионов и более; подчиняемая и воли, и прихоти. Может, даже валюта.
Не забывай, что и я Богиня.
Он впяливается в саднящее лицо, полное тоски и горечи.
И что же для тебя жизнь, богиня? стрекочет Ян.
Пожелаю взглянуть смерти в лицо, дабы узреть истинный, исчерпывающий ответ.
Не играйся, Луна! Такие игры действительно стоят жизни.
И в этот миг дверь распахивается. Ни сопровождающей охраны, ни его сопутствующих лиц, ни стука, ни приглашения. Бог Смерти, с которым мы беседовали однажды (но не единожды) у сада, на пороге дома Жизни, взирает на меня и Яна и поочередно приветствует рукопожатием. Я предлагаю сесть, а сама внутренне отмечаю его манеру поведения и разговора: он не выделяет полов и соответствующие жесты/фразы, он не ограничивается телесной оболочкой и говорит возвышенно.
Ян, тревожно падая в собственное кресло, интересуется причиной визита.
Проведать, улыбается Бог Смерти, а затем, одарив собеседника многозначным взглядом, пожимает мою руку вновь и заверяет: Я искренне соболезную вам, Богиня Солнца. Можно бесконечно предаваться напыщенным речам о том, что это колоссальная потеря для пантеона и верующихно это ничего не значит и ничего из себя не представляет в сравнении с вашей личной потерей. Сожалею об утрате и обещаю любую помощь. Ваша искренность чувств, как было отмечено мной в одну из бесед, поразила, а потому не могу не предложить поддерживающе плечо ныне.
Всё встаёт на свои места.
Некто, прознавший о падении дома Солнца и любезно предавший тело его последнего представителя земле. Разумеется, покушаться на жизнь упомянутого господина я не могла. Не имела права и желания. Всё равно тайна скоро обнажитсяА Бог Смерти мог стать достойным союзником.
Я выражаю благодарность и велю не зацикливаться на единой теме; время вершить дела. Бог Смерти, не похожий ни на мужчину, ни на женщину (то есть вобравший и те, и те черты) попросту не мог быть посетителем и уж тем более завсегдатаем Монастыря. Значит, к Яну его привело иное
Разглядываю бархатную белоснежную косу, пущенную по чёрной мантии, пока обладатель её, предаваясь светским (и, соответственно, натянутым) разговорам, восседает на диване. От алкоголя он отказывается, а на вопрос, чем можно обрадовать гостя, незамысловато отвечает, что предпочитает пить молоко с мёдом и только Хозяину Монастыря то известно: каждый раз Бог Смерти называет одно и то же, но каждый раз Хозяин Монастыря, не грезя о следующей встрече, забывает пополнить запасы бара.
Я давно не слышала этого слова (и молоко, и бар), а потому приправляю человека удивлённым взглядом.
Спрошу на кухне, обращаюсь к Богу Смерти и поднимаюсь с места подле, а на злобное лицо Яна, которое подначивает: «не стоило этого делать и даже пытаться», бросаю: Вполне возможно, не всё извели на шубат.
Думаешь? бессовестно хмыкает Ян.